Накануне, пожелав Розе и Сэмми доброй ночи, спустя много часов после того, как они оба удалились спать, он долго-долго лежал на диване в гостиной, где его терзали раздумья, а временами – хихиканье туалетного бачка дальше по коридору. Джо уговорился о ежемесячном списании средств на оплату аренды конторы «Невидимых кремов Корнблюма» и давным-давно не дозволял себе вникать, сколько всего денег у него на счете. Разнообразие грандиозных и безыскусных замыслов, которые он некогда намеревался финансировать, зашкаливало – был период, когда в фантазиях он швырялся деньгами направо и налево, – а после войны деньги виделись ему долгом, который он взял и не в силах вернуть. Он строил разорительные планы: дом для родных в Ривердейле или Уэстчестере, квартира старому учителю Бернарду Корнблюму в красивом доме в Верхнем Уэст-Сайде. В воображении Джо нанял матери кухарку, купил шубу, предоставил досуг, чтоб можно было писать, а клиентов, если неохота, принимать поменьше. Кабинет у матери был в большом тюдоровском доме с эркером и толстенными балками, и она выкрасила этот кабинет белым, потому что не выносила сумрачных комнат. Там было светло и пусто, и лежали коврики навахо, и стояли кактусы в горшках. Деду причитался целый гардероб костюмов, собака, проигрыватель «Панамуза», как у Сэмми. Дед сидел в оранжерее с тремя пожилыми друзьями и пел песни Вебера под аккомпанемент их флейт. Томашу Джо организовал уроки верховой езды, фехтования, экскурсии в Большой каньон, купил велосипед, набор энциклопедий и – ах, голубая мечта, что рекламировалась на страницах комиксов, – пневматическую винтовку: пусть Томаш стреляет по воронам, или по суркам, или (что вероятнее, если учесть его нежную натуру) по жестяным банкам, когда в выходные они станут ездить в купленный Джо загородный дом в о́круге Патнам.
От этих планов он смущался едва ли не меньше, чем печалился. Но если по правде, лежа вот так и куря в одних трусах, даже больше, чем от руин дурацких грез, он мучился оттого, что и сейчас, в недрах таинственной мануфактуры по производству глупостей, отчасти синонимичной его сердцу, грезы эти экипирвались, готовясь выкатить новейшую линейку химер. Он не мог перестать сочинять идеи – дизайны костюмов и задников, имена персонажей, сюжетные линии – для серии комиксов по мотивам еврейской Агады и фольклора; как будто они таились в голове всю дорогу, только и ждали, когда Сэмми их подтолкнет, и теперь в восхитительном беспорядке сыпались наружу. Идея на $ 974 000, что неуклонно копились в «Ист-Сайдском актерском кредитном союзе», – вновь пустить в плавание вернувшихся в строй Кавалера & Клея – разволновала Джо так, что крутило живот. Нет, «волнение» – не честное слово.
Насчет героев в кальсонах Сэмми не ошибся в 1939 году и, подозревал Джо, не ошибается и в 1954-м. Уильям Гейнз и его «Энтертейнинг комикс» захватили все стандартные комиксовые жанры, кроме одного; темными чувствами, менее ребяческими сюжетами, стильной штриховкой и сумеречной тушью они напитали любовные романы, вестерны, военные истории, детективы, сверхъестественное и тэ дэ. Единственный жанр, который они упускали или избегали (разве что высмеивали на страницах «Мэд»), – супергерой в костюме. А что, если – Джо не был уверен, что Сэмми имел в виду это, но деньги-то все-таки принадлежат Джо – точно так же трансформировать супергероя? Рассказывать истории о героях, которые устроены сложнее, не так ребячатся, способны пасть, как ангелы.
В конце концов сигареты кончились, и Джо признал, что уснуть ему сегодня не светит. Снова оделся, взял банан из вазы на кухонном прилавке и вышел из дому.