Спустя три с половиной минуты до мистера Ибелла, заместителя директора школы, шагавшего по коридору второго этажа, донеслись торжествующие вопли из класса мистера Ландауэра. Заглянув в прямоугольное окошко двери, он увидел, что дети толпятся в глубине. Кое-кто даже что-то ищет в подсобке. Мистер Ибелл открыл дверь и просунул голову в класс:
– Что у вас тут происходит?
Мистер Ландауэр ухмыльнулся:
– Мы, кажется, потеряли кузена Томми.
– Ну-с, – ответил мистер Ибелл, – угомонитесь.
Дети, довольно театрально волоча ноги, разбрелись по партам. Мистер Ландауэр закрыл подсобку.
После уроков, когда Томми и остальные дети вышли из класса, мистер Ландауэр открыл дверь подсобки.
– Мистер Кавалер? – окликнул он. – Никого нет.
Наверху что-то заскреблось; Феликс Ландауэр задрал голову и увидел, как из потолка появилась нога. В дальнем углу, над самым высоким стеллажом, для всех, надо думать, незримый, короче пяти с половиной футов, в потолке из ДСП зиял иззубренный люк – местами рваный, – откуда выползал Джо Кавалер. Он был весь в пыли и паутине, на щеке запеклась кровавая царапина. Мистер Ландауэр помог ему слезть и отвел в туалет для мальчиков. Смочил бумажные полотенца и, пока Джо Кавалер умывался, по мере сил смахнул пыль и паучий шелк с белого костюма фокусника.
– Спасибо, – сказал Джо Кавалер. – Они обрадовались?
– Обрадовались, – ответил мистер Ландауэр. – Особенно Томми.
– Тогда приятно, – сказал Джо. – Должен сказать, это не чересчур весело – целый день сидеть в подсобке.
Мистер Ландауэр встал, стряхнул пыль с ладоней, задрав брови и поджав осторожные губы, и сказал, что прекрасно понимает.
– У меня машина, – прибавил он. – Может, опередим его, если поедем прямо сейчас.
Когда Томми свернул из-за угла Маркони-авеню, Джо стоял у дома с чемоданом в руке, пыльный и измаранный странствиями, словно прямо сегодня утром прибыл из Чехословакии. Мальчик тащился, как будто сгибаясь под весом сумки на плече. Увидев Джо, остановился и поднял руку. Выпрямился, поддернул сумку повыше.
– Эй, – сказал он.
– Привет, – сказал Джо.
Они постояли на тротуаре, футах в двадцати друг от друга, разделенные прежде неведомой застенчивостью; Томми знал только, что человек, в котором он мимоходом признал отца, выполнил его, Томми, безумное обещание, Джо только знал, что потерпел чудовищное поражение.
– Скажи, как ты это сделал, Джо.
– Ты же знаешь, что я не могу.
Когда они вошли в дом, Роза валялась на диване в гостиной – читала журнал, подложив под голову аккуратную стопку постельного белья Джо.
– Как прошло? – спросила она, потянувшись к руке Томми.
– Отлично, – кротко ответил тот, отдергивая руку.
– Ну так поделись.
Мгновенье Джо с самоуверенностью и стыдом подождал возбужденного рассказа о своем выступлении, о том, сколь далеко (к такому выводу придет Роза) он зашел, дабы не подвести их сына.
Томми пожал плечами.
– Все прошло отлично, – сказал он.
Тогда Джо увидел – и не столько понял, сколько вспомнил, – неизбежный итог своих сегодняшних трудов: мальчик оставит всю историю при себе.
– Мне надо в туалет. – И Томми ушел по коридору.
Они услышали, как закрылась дверь, а потом низко, комично засвистела моча в унитазе.
– Что было? – спросила Роза. – Все прошло хорошо?
Джо хотел рассказать, как его расчет поразить ее своей готовностью к совместной жизни привел к тому, что он застрял в стропилах начальной школы Уильяма Флойда – в тесноте, полузадушенный, рот набит пылью, самому отчаянно нужно в туалет – на пять с половиной часов.
– Все прошло отлично, – ответил он, цепляясь за старые привычки к утайкам и скрытности.
Роза запустила в него журналом.
– Два сапога пара, – сказала она.
Кроссовер
Как-то в выходные, уже под конец своей публичной жизни, вместе с бывшей женой год за годом мотаясь по комикс-конвентам – они цапались, перешучивались, поддерживали друг друга, если чересчур обледенел тротуар или слишком крута лестница, – Сэм Клей оказался в Кливленде, штат Огайо, почетным гостем «ЭриКон-86». «ЭриКон», региональная выставка средних масштабов, проходил в бальной зале гостиницы на Евклид-авеню, что стояла, пока не снесли, через дорогу от роскошного старого кинотеатра, вскоре тоже павшего от шар-бабы во время очередного припадка реконструкции, какие терзали дремлющий Кливленд последние сорок лет.