Потрошитель душ

Беллетрист послушно опустился в кресло, а медиум встал за спинкой, обхватил лоб закрывшего глаза Державина-Клеопатрова и застыл как статуя. Прошло несколько томительных минут, после чего медиума вдруг с силой отбросило назад, да так неожиданно, что все ахнули.

– Трюк, дорогая моя, такое может любой акробат! – произнес кто-то шепотом.

Трюк не трюк, но произошедшее произвело неизгладимое впечатление. Тяжело дыша, мэтр Гийом шаркающими шагами приблизился к беллетристу и дотронулся до его плеча.

– Вы свободны, месье! Я увидел то, что мне нужно.

Глеб Трофимович вскочил и с деланым весельем гаркнул:

– Милые мои, что у вас рожи такие кислые? А вы, мэтр, отчего молчите? Неужели меня придушит во сне юная любовница? Или я упаду, сраженный апоплексическим ударом, пересчитывая мешки с деньгами от моего издателя?

Месье Гийом посмотрел на него и сказал:

– В вашем случае, увы, печать смерти однозначна. Что бы вы ни предприняли, изменить то, что случится до конца года, нельзя.

– То, что я умру, мне ясно! – отозвался беллетрист, хорохорясь. И шутливо пригрозил собравшимся пальцем. – Но и вы все тоже, милые мои поросятки! И вы все тоже! Ибо бессмертных людей не бывает! Разве что наш парижский друг и его древнеегипетский предок, жрец богини Исиды! Так ведь?

Мэтр устало произнес:

– Да, мы все умрем. И я в том числе. Но дату я предпочитаю не знать. А вот вы хотели…

– Так от чего я умру? – спросил Державин-Клеопатров. – Неужели от банальной инфлюэнцы? Господи, чувствую, что у меня начинается простуда!

Месье Гийом поднял на него глаза и сказал:

– Вас убьют, месье. Вырежут сердце.

– Ах! – воскликнула одна из дам, падая в обморок, то ли настоящий, то ли притворный. А Захар объявил на всю залу:

– Поручик Григорий Аполлинарьевич Юркевич!

Появление поручика тотчас все изменило. Видимо, слова мэтра были столь ужасны, что о них хотелось тотчас забыть. Беллетрист, то ли потрясенный, то ли погрузившийся в думы, сел в кресло и не принимал участия в светских беседах.

Все остальные глазели на красавца поручика, который, лихо подкручивая ус, гарцевал возле смущенной графини. Без сомнения, они выглядели удивительно гармоничной и невероятно красивой парой. Но проблема заключалась в том, что графиня была замужем, а поручик – беден как церковная мышь.

Хозяйка дома пребывала на седьмом небе от счастья от одного вида человека, с которым изменила супругу. Но ведь граф сам виноват! А Гриша такой… Такой страстный… В особенности когда они проводят время tête-à-tête…

Взгляд графини упал на сидящего в кресле беллетриста Державина-Клеопатрова. Отойдя к Захару, ожидавшему указаний, она тихо произнесла:

– Подай ему чаю! А затем предложи отвести домой!

Захар почтительно кивнул и исчез. И почему этот несносный писака не остался дома! Ведь из-за него присутствующих стало ровно тринадцать – а графиня была суеверна. Но если он уедет домой, то их будет дюжина.

Хорошо, что Державин-Клеопатров притих и более не буянил. После того как графиня и поручик продемонстрировали собравшимся весь арсенал своих допустимых в свете амурных проказ, настало время снова привлечь внимание к мэтру Гийому.

Хлопнув в ладоши, графиня произнесла:

– Друзья, я уже говорила, что нас ожидает прелюбопытный ментальный эксперимент. Ведь так, мэтр? Пройдемте в салон!

Захар распахнул двери смежной с залой комнаты, окна которой были предусмотрительно завешаны черными шторами, а посередине стоял овальный стол, вокруг которого выстроились стулья с высокой спинкой. Стульев было двенадцать.

Графиня взглянула на беллетриста, который прикорнул в кресле в зале, кивнула Захару, и тот бесшумно закрыл двери, разделявшие салон и залу.

В салоне горели свечи, отражаясь в зеркале, висевшем на стене. По требованию мэтра огня в камине не разводили.

Гости опустились на стулья, и графиня почувствовала, как горячая рука поручика Юркевича скользнула по ее талии. Сердце отчаянно забилось.

– Слово вам, мэтр! – сказала графиня. Маленький смешной человечек поднялся со своего стула, и на стене возникла отбрасываемая им тень – огромная, горбатая, пугающая. Как будто не человек это был, а чудище.

– Мадам, месье! – произнес он тихо. – Ее сиятельство была столь добра, что пригласила меня к себе и просила устроить небольшой эксперимент.

Графиня почувствовала, как рука поручика стала забираться ей под юбки.

– Однако прошу вас запомнить: то, чему мы станем сейчас свидетелями, не шутка и относиться к этому надо крайне серьезно.

Шаловливая рука поручика добралась до резинки чулок графини.

– Настоятельно прошу никого не выходить из салона во время эксперимента.

– Это очень страшно? – пискнула дочка госпожи Чернозвоновой, а мэтр вдруг улыбнулся и сказал:

– Мадемуазель, уверяю вас – покуда я здесь, никому ничего не угрожает. И как бы страшно ни было, бояться совершенно нечего. Ибо я контролирую происходящее! Итак!