Поцелуев мост

При проверке документов выяснилось, что она – сбежавшая жена, о пропаже которой заявил в Уэльсе брошенный муж. Мало того, получить вид на жительство в Великобритании, уйдя от мужа, практически невозможно. Считаные месяцы, до завершения бракоразводного процесса, оставалось ей гулять в благословенной Англии. Затем выдворение домой, нерадостная встреча с измученными от вечного безденежья родителями. Выход один – найти работодателя, поручителя, который взял бы за нее ответственность за пребывание в Соединенном Королевстве. Гальчик попробовала устроиться гувернанткой. Но ее английский поверг в ужас добропорядочную супружескую чету. Счастливый случай вывел ее на Олега Нечаева. Гальчик крутилась у больницы, где я проходила лечение, и предлагала всем услуги сиделки. Олег услышал ее речь с явным русским акцентом и предложил девушке работу по уходу за мной. Вскоре я привязалась к своей одновременно простодушной и находчивой помощнице. Несмотря на сомнительное прошлое, Гальчик ни разу не была замечена в склонности к воровству или обману. Это мне кажется естественным: в достойных условиях люди и должны вести себя достойно. За все время нашей с ней лондонской жизни мне ни разу не пришлось усомниться в честности девушки. Гальчик изо всех сил старалась сделаться культурной барышней. Мы жили с Гальчиком душа в душу – так иногда изображают в старинных романах отношения матери и дочки.

Моя единственная родная дочь Евгения жила вдали от меня. Пока я лечилась в Англии, она с мужем уехала из России на постоянное жительство в Германию. Примером ей послужил отец – мой первый муж Ефим. Правда, тот укатил в Израиль. Я не одобряла решение дочки, но и не роптала. Ее подружка при таком же, как в нашей семье, национальном раскладе сделала крен в сторону материнской веры – ушла в православный монастырь. Трудно сказать, что печальнее. Но так вышло, что единственного родного человека уже давно нет рядом со мной.

Гальчик в некотором смысле заменила мне дочь, живущую теперь в Германии. Жизнерадостность, оптимизм этой девушки поднимали мне настроение. А я стала для нее чем-то вроде матери-наставницы, осторожно восполняя пробелы в ее образовании и воспитании. Я рассказывала Гальчику о классических полотнах, когда мы бродили по залам Национального музея, и вместе с ней открывала для себя мир современного искусства в частных лондонских галереях. В то время я уже оставила попытки стать художницей. Вместе с выздоровлением пропала и тяга к краскам. Стало ясно, что занятия живописью были мне лекарством от тоски во время болезни. Гальчик, напротив, загорелась рисованием и несколько месяцев посещала частные рисовальные классы. Хотя ее больше привлекало общество сверстников, чем сама школа. Но не могла же я ее, молоденькую девчонку, как помещица-крепостница, держать у себя на службе двадцать четыре часа в сутки? Она свободный человек. Вскоре Гальчик познакомилась на курсах с парнем. Впрочем, отношения у них были легкие, ни к чему не обязывающие. Она подробно рассказывала мне о них, будто я даже не мать ее, а подруга. С появлением в жизни Гальчика молодого человека карандаши и краски были заброшены. Однако начальное образование в этой области получено.

***

Гальчик сбросила туфельки и побежала босиком по полу, покрытому мягким ковролином. Она подсела к коробке, из которой я наконец вытащила утюг.

– Елена, давайте я быстренько выглажу сама. Что вы хотите сегодня надеть?

– На кладбище будет уместна длинная юбка, – подумав, ответила я.

У Гальчика округлились глаза.

– Елена, при чем здесь кладбище! У нас же деловая встреча с художницей Ренатой Гречко, разве я не сказала? Ах да. У нее в мастерской, в Шувалове.

– Гальчик, я впервые слышу это имя. И потом, мы уже договорились с Татьяной ехать на кладбище, на могилу блаженной Ксении.

– Ксения подождет, а Рената ждать не может. Она уезжает в Германию, там выставка ее работ. Вернется через две-три недели. А мы должны за это время подыскать помещение для нашей галереи и оформить все бумаги. Но сегодня надо все обсудить: где, как и в каком виде должна открыться наша галерея.

– Вот как? И почему ты вчера не предупредила?

– Вчера я и сама еще не знала. Мне Игорь Дмитриевич накануне едва ли не ночью позвонил и сказал, что есть одна подходящая для наших целей художница – молодая, но уже имеющая известность в своих кругах. Она работает в жанре актуального искусства – очень современная область. То, что мы хотели.

– Это его знакомая? – Странное чувство ревности к холодному телу, покоящемуся в мавзолее моей души, кольнуло меня. – И разве нельзя было обойтись без услуг Игоря Дмитриевича?

– У Татьяны Васильевны нет связей в мире художников, а у Игоря Дмитриевича всюду найдутся. И потом, он же ваш друг, к кому еще и обращаться!

– Ладно. Хорошо. Придется позвонить Татьяне и отменить встречу.