Поцелуй анаконды

Вообще-то присяжный поверенный прекрасно отдавал себе отчет в том, что частная сыскная деятельность в России запрещена. Да ведь он никогда ею напрямую и не занимался. Почти всегда находился благовидный предлог для заключения соглашения с клиентом по какому-нибудь гражданскому делу, так или иначе связанному с уголовным. Чаще всего это были дела о наследстве. Но в тех случаях, когда этого не удавалось, а азарт брал свое, Ардашев все равно не нарушал закон, поскольку отыскивал злодея совершенно бесплатно. Конечно, полиции все это было хорошо известно, и вопросов по этому поводу у властей почти никогда не возникало. Более того, тот же самый Поляничко без помощи Клима Пантелеевича в сложных делах обходился весьма редко, а они после беспорядков пятого – седьмого годов посыпались, как горох из порванного мешка. Казалось, что сломался какой-то очень важный механизм в человеческой психике, который раньше гасил чрезмерные проявления зависти, злобы и жестокости. В церковь теперь ходили далеко не все. Люди стали забывать святые божьи заповеди. «Как объяснить, что среди православных появляется все больше неверующих?» – размышлял Ардашев, глядя на украшенные витрины лавок и дорогих магазинов. «Неужели виной всему прогресс? Нет, дело, видимо, в другом. К сожалению, в последние годы сама церковь превратилась в ветхозаветный институт с кастовыми семинариями, разложением нравов среди большей части духовенства и утратой влияния на население. Церковь отстала от общества. И тысячу раз прав московский митрополит Макарий, осуждающий служителей алтаря, занимающихся посторонними, далекими от веры делами. Едва ли одними циркулярами и предписаниями можно создать тип доброго пастыря. Сущность вопроса значительно глубже. Надобно реформировать весь уклад приходской жизни. Приходы сами должны избирать кандидатов на должности священников, дьяконов и священнослужителей. Тогда и только тогда народится тип действительного наставника, настоящего духовного отца своего народа. Конечно, это не единственная мера, но она очень важна для морального оздоровления общества».

Гнедочалая лошадка привезла сани к Хоперской улице. Оставив вознице два гривенника, Ардашев зашел в мастерскую. Комната была небольшой, но уютной: диван, чайный столик, шкафчик с книгами, стулья и письменный стол. На стенах висели репродукции голландских мастеров XVII века.

– О! Безмерно рад видеть в своих убогих стенах всемирно известного сыщика-адвоката! – воскликнул невысокий, слегка обрюзгший человек лет сорока. Аккуратненькая бородка клинышком и ухоженные усики-пирамидка добавляли его внешности интеллигентности. Он был одет в суконную, совсем не франтоватую пару, которая обычно продается в дешевых магазинах готового платья. Чистый, но уже немодный воротник белой сорочки был перетянут черным галстуком весьма неброского вида. – Что привело вас? Неужто новый книжный знак решили заказать?

– Меня, Арсений Самсонович, вполне устраивает ваша последняя работа.

– Да? Рад слышать! Откровенно говоря, я тогда постарался на славу. Особенно со шрифтом пришлось повозиться. Зато ваш exlibris – единственный в своем роде. Ни у кого такого нет. Да вы раздевайтесь… Может быть, чайку? Я прикажу, принесут сию секунду.

– Не откажусь, – снимая пальто и шапку, согласился Ардашев.

Приказчик поставил на стол два стакана в тяжелых бронзовых подстаканниках, над которыми струился легкий пар. Тут же появилась сахарница и сухарница, в которой горкой были насыпаны печенья фабрики «Абрикосова».

– Угощайтесь. Как раз перед вашим приходом самовар поспел.

– Я, собственно, к вам, Арсений Самсонович, с одним вопросом: скажите, вы делали антиквару Вию книжный знак? – пробуя горячий чай, осведомился присяжный поверенный.

– А-а! Вот оно что! Вижу, знаменитый Ардашев решил заняться установлением причины суицида Агапия Марковича, не так ли?

– У вас, Арсений Самсонович, поразительные способности к дедукции, – улыбнулся гость. – Еще мало кто об этом происшествии слышал, а вы уже в курсе дела.

– А как же? Городок у нас маленький, новости разлетаются как пуганые сороки с грядок, да и брошюры мистера Конан Дойла почитываем, – хозяин забросил ногу на ногу и добавил серьезно: – Я сделал ему очень приличную работу для самых дорогих книг. У меня остался образец. Показать?

– Был бы весьма признателен.

Сорокодумов поднялся, порылся в рабочем столе и достал шрифтовой знак, выполненный в виде печати, но с длинной деревянной ручкой. Макнув его в губку с чернилами, он поставил штамп на чистом листе, но слегка испачкал большой палец на правой руке.

Взору открылся четкий круг с восьмиконечным мальтийским крестом посередине. А внутри него было написано «Вий А.М.».

– Как вам?

– Изумительно!

– Благодарю вас.

– А почему мальтийский крест?

– Как почему? – удивился Сорокодумов. – Во-первых, это первый почтовый штемпель, которым гасились почтовые марки, а во-вторых – один из масонских символов. Вий-то, как известно, был масоном…

– Да? – Ардашев поднял брови. – А откуда в Ставрополе масоны?

– Господи! – подскочил со стула мастер. – А вы что, ничего не знаете?