Поцелуй анаконды

В зале захлопали, оркестр заиграл какую-то восточную мелодию, свет керосиновых ламп приглушили, и керосиновые рефлекторы из белой жести выхватили из темноты человека с роскошными усами. Красавец в обтягивающем трико взбирался по веревочной лестнице под самый купол. Только вот Ардашеву показалось, что лез он как-то странно. Точнее, его что-то отвлекало. Временами акробат останавливался, чесал то одну ногу, то другую. Когда же он достиг крохотной площадки, барабан забил дробь, и гимнаст, слегка раскачиваясь, пошел по канату с шестом. Но правая рука опять соскальзывала, чтобы потереть бедро. Когда он миновал уже половину пути, его лицо исказила страшная гримаса, артист оступился и, вскрикнув, рухнул вниз. Раздался сухой треск сломанных костей. Публика ахнула, ряды загудели. Зрители партера вскочили с мест.

– О боже! Он разбился! – закричала барышня с галерки и стала биться в истерике. Ее тут же вывели из зала. Послышался детский плач.

На манеж выбежали два шталмейстера. Они подхватили канатоходца и унесли. Некоторые стали покидать представление. Всплакнула и Вероника Альбертовна. Ничего не понимая, она растерянно смотрела то на манеж, то на мужа.

– Не волнуйся, дорогая, цирк есть цирк, и тут всякое случается, – нежно обнимая жену, вымолвил Ардашев.

Тут же на арену выпустили клоуна с таксой. Он громко хохотал, уверяя, что случившееся – трюк, который специально подготовили на потеху легковерным зевакам.

– Леон Жанто жив и здоров, – убеждал арлекин.

Между тем Ардашев, успокоив супругу, пробрался за кулисы. Неподалеку от конюшни сгрудились артисты. Подойдя ближе, адвокат увидел, как один из них тряс за плечи бесчувственное тело акробата, но тот так и не приходил в сознание.

– Ничего-ничего, Леша, ничего, друг мой, – чуть не плача, приговаривал мужчина в золотистом костюме дрессировщика, – ты только не умирай. Вот распарим отруби, приложим к телу, вылечим тебя… Ты же знаешь, как они помогают.

Но канатоходец вздохнул прерывисто, вздрогнул и испустил дух.

– Вот и все, ушел наш Алексей, – тихо вымолвил дрессировщик и перекрестился: – Царствие ему небесное.

– Да что же это! Господи, зачем ты забрал его?! – заламывая руки, заголосила какая-то уже немолодая акробатка.

– Одного понять не могу, почему он упал? Ведь с закрытыми глазами ходил по веревке… Сегодня утром он будто предчувствовал беду, все расстраивался, что оберег потерял, – печально проговорил дрессировщик.

– Господа, примите мои искренние соболезнования, – обратился к циркачам присяжный поверенный. – Простите, что мой вопрос не совсем к месту, но это очень важно. Скажите, а не об этом ли талисмане идет речь? – Он вынул джеттатуру и показал.

– Да, это его «счастливая рука». Откуда она у вас? – с подозрением осведомился друг погибшего.

– Ее нашли в доме покойного директора цирка. И я хотел бы знать, каким образом она там оказалась. Но я не рассчитываю получить точный ответ прямо сейчас. Да я и не тороплюсь. Пока у меня к вам просьба совсем иного характера: не могли бы вы снять или разрезать трико погибшего?

– А это еще зачем? – сверкнув недобрым взглядом, выговорил шпрехшталмейстер. – И вообще, кто вы такой? И что, сударь, вам от нас, собственно, нужно?

– Я присяжный поверенный Окружного суда Ардашев. Мне непонятна причина падения артиста с каната. Вам лучше меня известно, что такие случаи чрезвычайно редки. И вы совершенно правильно заметили, – адвокат посмотрел на дрессировщика, – многие балансеры вообще работают этот трюк с завязанными глазами. А тут почему-то такое несчастье случилось.

– Мы и сами хотели бы это узнать, – пробормотала симпатичная дама, облаченная в индийский наряд.

– Простите. Но мне показалось, что ваш коллега во время выступления испытывал зуд, – продолжал Ардашев. – Чтобы проверить эту загадку, я и попросил вас разрезать или снять его трико.

– Ну, хорошо, – неуверенно вымолвил дрессировщик. – Давайте посмотрим. Ему теперь все равно.

Клим Пантелеевич протянул перочинный нож. Шпрехшталмейстер срезал трико с правого бедра и, не снимая с тела, вывернул его наизнанку. На обратной стороне материи что-то краснело, и кожа на уже мертвых ногах имела ярко-красный оттенок, характерный для раздражения. Ардашев провел пальцем по внутреннему шву, и он окрасился в карминный цвет. На кончике пальца Клим Пантелеевич почувствовал легкое покалывание.

– Видите? – вымолвил адвокат. – Это какой-то состав, вызывающий зуд.

– Это шиповник! – пояснила недавно выступавшая наездница.

– Шиповник? – переспросил присяжный поверенный.

– Да, – кивнул дрессировщик. – Есть такая весьма злая цирковая шутка. Ей уже много лет. Некоторые прокуды берут высушенный шиповник, толкут его в ступке, а потом, пробравшись в уборную какого-нибудь артиста (часто начинающего, который еще не может за себя постоять), насыпают ему в трико этот самодельный порошок. Сразу ничего не почувствуешь. Но уже через несколько минут возникает легкое жжение. А стоит хоть немного вспотеть, как тело охватывает кошмарный зуд. – Он оглядел обступивших его артистов и изрек: – Хотел бы я знать, чьих рук это дело!