Мы быстро улеглись, прочитали молитву, я повернулся лицом к стене и уже стал погружаться в блаженное забытье, как вдруг услышал чье-то дыхание, доносящееся откуда-то снизу. Я прислушался. Звуки неслись от пола рядом с моим изголовьем. Кто-то дышал, часто и дробно, словно задыхаясь после бега.
Боясь пошевелиться, я продолжал прислушиваться. Сон моментально улетучился. Мало ли что может происходить в кумранских подземельях! Возможно, посреди комнаты находится люк в нижний этаж и по этому люку в комнату приходят иные существа? А может, Змей нашел способ пробраться в обитель и сейчас медленно разворачивает свои зеленые кольца перед моей кроватью.
Звуки усилились. Неизвестный или стал дышать глубже, или подобрался вплотную к моему изголовью. Не в силах дальше сдерживаться, я сбросил одеяло и рывком сел.
Прямо передо мной на полу сидела огромная жаба. Ее выпуклые глаза неотрывно смотрели на меня, зеленая склизкая кожа противно подрагивала. Жаба тяжело дышала и, похоже, готовилась к прыжку. Прыгать она собиралась ко мне на кровать.
Дрожь отвращения пронизала мое тело. Плохо соображая, что делаю, я выбросил вперед правую руку и освободил томление. К моему величайшему изумлению, оно прошло через жабу, не встретив ни малейшего сопротивления. Я повторил то же самое левой рукой, и продолжение моих пальцев опять пронзило пустоту. Жаба сидела передо мной – огромная, мерзкая, жирная жаба. Ее белый живот вздрагивал в такт дыханию, а рот открывался и закрывался препротивнейшим образом.
Я схватил стоящие у кровати сандалии и запустил ими в жабу. Тяжелые деревянные подошвы пронеслись сквозь нее, не причинив никакого вреда. И тут до моих ушей донеслось сдавленное хихиканье. Мои соседи, не в силах больше сдерживаться, катались по кроватям в припадке хохота.
– Я… вы… так это… – слова застревали у меня в горле, а довольные мальчишки продолжали хохотать.
Наконец Шали сел на кровати, сделал руками едва заметное движение – и жаба исчезла.
– Ты что, никогда не слышал о мороке? – спросил Кифа, отсмеявшись.
Но мне было совсем не до смеха.
– Нет, – сердито сказал я, стараясь не смотреть на шутников.
– Это прием воинов, для отвлечения внимания противника. Ты тоже будешь его изучать. Мы думали, что ты более опытный ессей.
– Я неопытный ессей, а вы безжалостные насмешники.
– Да ладно, не сердись, – Шали снова лег. – Подумаешь, пошутили немного. Скоро и ты так зароешься в учебу, что будешь рад любой возможности посмеяться.
Он повернулся лицом к стене. Кифа повторил его движение, и вскоре оба ровно задышали, а я еще долго лежал, глядя на трепещущий язычок пламени светильника и вспоминая события минувшего дня. Моего первого дня в Кумранской обители избранных.
Глава VI
Которой не должно было быть
То, о чем я хочу написать сейчас, стало мне известным во всех подробностях, когда желтые холмы Кумрана остались далеко за спиной. Я бы хотел не думать об этом, я бы хотел, чтобы эти печальные события вообще не произошли. Но изменить прошлое мы не в силах. Как и настоящее. Единственная временная субстанция, поддающаяся нашим усилиям – будущее. Я записываю свою историю, чтобы помочь другим, идущим путем духа, изменить путь и предначертание. Пусть моя короткая жизнь послужит для них примером.
Я понимаю, что большинство людей учится лишь на собственных ошибках. Если бы мы могли перенимать опыт других, человечество выглядело бы иначе. Но этот свиток предназначается детям Света, обновившим Завет со Всевышним, и мои слова скажут им куда больше, чем язычникам или сынам Тьмы.
О внешней канве событий мне поведала мать. В Кумране я научился смотреть на мир через Сердце, возвышенное над животной душой. В таком состоянии хватка Пространства и Времени ослабевает, а иногда исчезает совсем. Освобожденное сознание, сбросив оковы Здесь и Сейчас, может оглядывать как материальный, так и невидимый мир. Мир, в котором нет ни прошлого, ни будущего, а все происходит одновременно. Так прозревают грядущее, так совершают то, что невежды называют чудесами. Но в таком откровении нет ничего чудесного или таинственного. На эту ступень может подняться каждый избранный, который найдет силы подчинить сознанию плоть и страсть.
Внутренним зрением я вижу случившееся с отцом и матерью так же ясно, как если бы я стоял на соседнем холме и воочию наблюдал за событиями.
Выйдя из долины, они свернули к берегу моря, и вскоре оказались на дороге, ведущей в город пальм, Йерихо.
– Я хочу быть неподалеку от моего мальчика, – повторяла мать. – Пусть меня не пускают в обитель, но ты, Йосеф, ты-то ведь сможешь навещать его хотя бы раз в месяц.
– Ты хочешь, чтобы над Шуа потешались соученики? – не соглашался отец. – Я буду приходить в Кумран на праздники. Два, три раза в год. Но даже это будет считаться излишним. Для нас разумнее всего отправиться в Галилею.
– Ни за что! – возмущалась мать. – От Йерихо до обители не больше двадцати миль. Мысль, что над моей головой проплывают те же самые облака, которые видит Шуа, поможет мне переносить разлуку.