Ольга в самом деле выглядела виноватой. Нашкодившей маленькой девочкой, которая порушила планы, эгоистично решив все иначе, чем они договаривались… Глеб почувствовал, как к нему возвращается возможность дышать и говорить, как облегчение прокатывается по его телу живой волной, от неизъяснимой нежности к горлу подкатился комок, и он рассмеялся, скрывая свое смятение, стиснув хнычущую девушку в объятьях.
— Дурочка моя, — пробормотал Глеб дрожащим голосом, стискивая зубы, потому что предательские слезы теперь наворачиваются и ему на глаза, щекочут нос, и он прячет лицо, прижимаясь губами к тонкой нежной шейке своей невесты. — Ах, какая же ты дурочка! А плачешь ты почему? Чего боишься?
— Ты не.
— Я самый счастливый человек сегодня, — ответил Глеб, отстранившись от Ольги. Он отер влажные сияющие глаза и рассмеялся, глядя, как она обидчиво дует губы. — Ах, какой роскошный подарок ты мне подарила! Какой подарок! И так долго молчала?!
— Ты рад?
— Господи. ну, конечно! Как ты могла подумать иначе?! Как ты могла?!
— Накажешь меня теперь? — невинно поинтересовалась Ольга. На ее заплаканной мордашке вдруг отразилось такое коварное выражение, что Глеб в который раз оторопел — и снова рассмеялся, покачивая головой:
— Ой, лиса. Накажу, еще как накажу, — его серые глаза ярко вспыхнули, он привлек Ольгу к себя и впился в ее губы со всей страстью, на которую только был способен, уже не заботясь о сохранности ее прически и пышной юбки. С признанием Ольга стала ему странным образом ближе, роднее, и вместе с тем немного приземленнее, что ли. Именно теперь Глеб ясно и четко понял, что она — его, что она принадлежит ему всецело, и связь их теперь разорвать намного сложнее, чем в самом начале их отношений. И теперь даже пресловутый штамп ничего не менял. Пустая формальность. Ольга уже его. и этого не изменит ничто.
— Если честно, — шепнул он, стискивая сквозь пышные юбки соблазнительную попочку Ольги, — то я выдрал бы тебя прямо здесь, в углу потише и потемнее.
— И мы тогда пропустили бы нашу очередь, — кокетливо произнесла Ольга. Испуг, волнение отпустили ее, она вздохнула глубоко, с облегчением, расправила плечи и перестала походить на несчастную невесту, которую гонят замуж насильно. — О боже, как же душно.
— Ничего, это скоро пройдет, — ответил Глеб, понимая, что бессовестно лжет. Ольгино волнение передалось и ему, и теперь он сам чувствовал, что его колотит. — Ну, Ольга! Умеешь ты выбрать момент! Я волнуюсь, как мальчишка. намного больше, чем в первый раз. Наверное, потому, что он последний?
Глава 16. Все точки над ь Мара и Вадим
Вадим, который на свадьбе Глеба и Ольги исполнял роль свидетеля, чувствовал себя неуютно.
Мара, которая восприняла весть о том, что Глеб женится, очень спокойно, и даже поначалу изъявила желание пойти и поздравить его, потом внезапно дала задний ход и отказалась идти — весьма грубо, как показалось Вадиму, нервно, словно разом припомнив бывшему любовнику все обиды.
— Но птичка моя, — растерянно бормотал Вадим, поправляя сползающие на нос очки, как он делал это в момент наивысшего волнения, — а как же я? Вы же просто рвете меня напополам. Я обещал Глебу что буду. Я не могу не прийти! А без тебя…
— Ну, что я? — нервно отвечала Мара, пряча глаза и зябко кутаясь в шаль. — Незачем мне там быть. Неудобно это. Ты иди; я правда не обижусь. Я все понимаю. Но я не пойду.
Но сказать можно все, что угодно, а вот исполнить.
Вадиму на свадьбе кусок в горло не лез, мысли снова и снова возвращались к Маре, к ее прячущемуся взгляду, к ее поникшим плечам. Ему казалось, что Мара ждала, что он откажется, хотя сама собирала его, сама нагладила ему сорочку и повязала галстук. Вот теперь он на празднике, а она. она весь вечер просидит дома одна, вероятно, проплачет? В душе Вадима вдруг шевельнулась ревность, непривычная, а потому горькая и жгучая, такая сильная, что даже водкой ее было не залить, не смыть с души. Неужто Мара все еще что-то чувствует к Глебу? Поэтому не хочет видеть его счастья? Боится, что не вынесет вида танцующей влюбленной пары, улыбки, озаряющей лицо Глеба, его ласковых рук, сжимающих талию его застенчивой красавицы-невесты?
Вадим натянуто улыбался и против обыкновения отказывался участвовать в дурацких конкурсах, которые обычно так любил, махнув стопку-другую на любом корпоративном празднике. Глеб внимательно поглядывал на друга и молчал. Олечка, заметив, что Вадим, ее покровитель, добрый ангел-хранитель, как-то вяло реагирует на происходящее, тревожно поглядывала на мужа, словно упрашивая его разрешить неловкую ситуацию, но тот снова упрямо молчал, будто не замечая того, что происходит с другом, и Вадим продолжал маяться.
Хмуро поглядывая в свою тарелку, он думал, что, как ни странно, он на этом празднике жизни чужой. Так бывает; счастливые люди эгоистичны. Им нет дело до окружающих, когда их собственное счастье лежит на кончиках их пальцев.
— Ну, чего приуныл?