Поцелуй Джульетты

…И вот что удивительно, господин Секретарь: это самое человечество осмеливается величать себя разумными существами, хомо сапиенс, тудыт-растудыт. И даже не испытывает при этом никаких колебаний и уж тем более угрызений совести. Только потому, что оно, видите ли, несколько умнее других биологических сообществ, среди которых существует. Но ведь эти сообщества настолько интеллигенты, что не могут служить критерием, претендовать на роль эталона, не так ли?

И вот что еще: это человечество настаивает, чтобы и другие не просто величали его разумным, но и считали таковым. Смешно, об этих других оно не имеет ни малейшего понятия, однако со знанием дела называет их «братьями по разуму»! Ну надо же — братья! Да еще по разуму!

Получается, что любое существо, сообразительнее вола, черепахи или обезьяны, — разумно? Да к тому же в метагалактических масштабах.

Я астронавт и привык мыслить в масштабах космических. Я не случайно акцентирую на этом. Я, Альфред Медухов, заявляю Вам со всей ответственностью, что ДРУГИЕ не считают нас ни братьями, ни разумными существами…

* * *

Большой ярко-желтый особняк в ста сорока километрах от ближайшего населенного пункта, бассейн, теннисный корт, аккуратно стриженные лужайки с рыхлыми кротовинами. Ну как? Супер-люкс, Альфред, спору нет! Двенадцать роскошных комнат — вполне хватит, чтобы окончательно рехнуться, правда? 

— Стало быть здесь я и буду жить до конца своих дней? 

— Четыреста «кусков», Альфред! Чем тебе не дворец! — гадливо ухмыльнулся Фанг Чжао. 

— С удовольствием поменяюсь с вами. 

— Да что вы в самом деле, Медухов! Это же жест благодарности Фонда. Знаете, у нас на Востоке говорят…

После обеда он впервые услышал проклятие тропического дождя и поспешил убрать алюминиевые козырьки над окнами — это металлическое тремоло выводило его из себя. Казалось, будто некто тяжело ступает в соседней комнате, вот-вот откроет дверь и войдет. Но медлит. Что же он, почему не входит, черт побери, чего выжидает!..

Когда стемнело, он понял — ОНО придет опять, потому что сейчас самое удобное время тихо подкрасться и вперить в него свой единственный глаз — холодный и удивленный. Точно так, как это было в пилотском модуле, когда Альфред внутренне похолодел, ощутив рядом с собой его горячее присутствие, его дыхание. ОНО парализовало его, гипнотизируя медленным, ритмичным колыханием тела, а потом — прильнуло к его щеке скользким, отвратительным поцелуем. Его глаза успели выхватить немного: желтые желваки челюстей, изборожденное сетью капилляров гноящееся око в самом центре чешуйчатого лба; потрескавшиеся губы с зеленоватыми пятнами засохшей слизи, да белесые струпья на морде. ОНО надвинулось на него, принюхиваясь и сладострастно шевеля губами, готовое обслюнявить его щеку жадным, как укус, поцелуем. Потом студенистый животик скользнул по его шее, он чувствовал учащенный пульс, размеренные толчки смрадного дыхания; где-то рядом со склизкими бугорками (должно быть, это груди) шевельнулись влажные присоски и пучок тонких щупалец, они сладострастно впились в шею у сонной артерии — и все; быстрый укол и его понесла, закружила медленная и прохладная волна блаженного беспамятства…