– Ох, Рун, ведь правда! Ты ещё и первый мужчина, кто носил меня на ручках. Ну, если папу не считать, когда была малышкой, – озадачилась Лала. – Ты не понимаешь, котик. Значимо то, что будешь вспоминать потом, как первое, или как то, чего не случится с кем-то ещё. Я никогда не была на постоялых дворах. Это интересно. Я буду вспоминать это как то, что было с тобой. Если меня в будущем муж возьмёт на ручки, кого я сразу вспомню, какой момент? Наш на озерце, как ты меня в водичку заносил. И кроватка. Ничего себе, лечь с парнем. Это, знаешь ли, постыдно в какой-то мере даже для меня. Отложится навек в сердечке, как что-то важное. И романтичное. И то, что не расскажешь может даже мамочке. Настолько это тонкое меж нами, что не поймёт никто, лишь ты и я.
– Да мы уж сколько вместе спим. Есть разница, где и в чём? – с искренним непониманием посмотрел на неё Рун.
– Есть, заинька, поверь мне. Одно дело, спать вместе в лесу, и совсем другое в кроватке.
– Ну, это сильно тонко для меня, – посетовал Рун. – Мне не понять, любимая. А помнишь, как мы спали в шалаше? Мокрыми, ты в одной моей рубахе, а я без рубахи. По-моему это… почище, чем кровать. А как в избе моей легли, а тут бабуля, и мы вскочили, словно ошпаренные. У нас таких моментов, Лала… для сердца дорогих, и слишком тонких, что не поймёт никто и все осудят, узнай они о том. Не сосчитаешь.
– Пожалуй в чём-то ты и прав, суженый мой. И всё-таки кроватка есть кроватка. Сколько я буду спать в шалашиках, когда вернусь? Нисколько. Сколько на лежаночках, как в твоём домике? Тоже нисколько. А сколько в кроватке? Каждый день все мои годы. И каждый раз, как лягу, возможно какая-то частика памяти о нас будет всплывать в сердечке, согревая и волнуя его. Первое, Рун, всегда самые яркие переживания даёт. А в нашем случае… Ты вообще понимаешь, что значит лечь в одну кроватку с тем, кто не муж, для девушки?
– Я, Лала, понял одно, – сказал Рун серьёзно. – Для тебя это почему-то даже значимей, чем в шалаше, когда ты в моей рубахе. Значит, я тоже буду это очень ценить, раз это столь важное для тебя. И оно первое. И для меня, между прочим. Я тоже с девицами ещё не лежал в кроватях. Что-то даже разволновался, как ты мне всё расписала.
– Да чувствую. Магией прямо обдало, – улыбнулась Лала. И вдруг посмотрела на него как-то особенно тепло. – Рун, я тебя очень-очень люблю.
– Да знаю, – отозвался он беззлобно, тоже разулыбавшись.
– Вот ты какой! – буркнула Лала. – Рун, на такое надо всегда отвечать «я тебя тоже очень люблю, дорогая Лала».
– Я тебя тоже очень-очень-очень сильно люблю, солнышко моё ненаглядное, моя дорогая Лала, – любяще произнёс он.
– Ой, как ласково, – восхитилась Лала растроганно. – Я тебя, Рун, очень вознагражу за это, как встанем. Какую хочешь награду?
– Ты знаешь, – усмехнулся он.
Лала покраснела.
– Нет, что-то другое, заинька, – мягко проговорила она.– Хочешь, платьице сменю, на какое-нибудь особенно романтичное? Можно даже юбочку покороче. Всё равно никто не увидит кроме тебя.
– Хочу, – искренне признался Рун. – Люблю, как ты меняешь платья. Это прямо услада для глаз каждый раз.
– Ну такой ты милый, – порадовалась Лала сквозь накатывающуюся сонливость.
Так и заснула, бесконечно счастливая, улыбаясь во всю ширь личика.
***
Лала потянулась сладко с грацией кошечки, открыла глазки. Посмотрела на Руна, сияя ослепительно.
– Доброе утро, суженый мой, – произнесла она приветливо довольным голоском.
– Вообще-то вечер скоро, – с юмором заметил Рун.
– Ой, правда. Давно ты пробудился, любовь моя?
– Да я и не спал.
– А что ты делал?
– А вот догадайся.
Лала уставилась на него с очаровательным недоумением.
– Хм… на меня любовался?
– Ага. Что же ещё. Да обнимал понежнее да понадёжнее.
– Ах вот почему я такая, – озарилась пониманием Лала, продолжая сиять лучезарно. – Когда ты спишь, Рун, магии поменьше, чем когда нет. Так сладко спалось… словно медок лился на сердечко, в сны проникая.
– Ну, я рад.
– Между прочим, Рун, ты с первого дня давал мне магию даже когда спал, – припомнила Лала. – Мне интересно, как так может быть? Так сильно сразу полюбилась? Или жалел меня? Или что?
– Не знаю… беспокоился о тебе. Переживал, что обидел, когда поймал. Трудно сказать. Но точно не любил. Не влюблён был.
– Ну вот, – изобразила великое разочарование Лала, что выглядело комично при столь счастливом блеске очей. – Я думала, я вмиг могу в себя влюбить.
– Я гнал тебя домой вообще-то, – улыбнулся он весело. – Да и ты, по-моему, сначала не сильно-то старалась меня влюбить. Проклятьями грозила.
– А нечего было под юбочку пытаться заглядывать.
– Я не пытался.
– А вот и пытался, – игриво заявила она. – Говорил «лети-ка, Лала, вверх».
– А вот и нет, – рассмеялся он её хорошему настроению.
– А вот и да, – она тоже рассмеялась, и вдруг обхватила его ласково ручками. – Вот я тебя поймала.
– В сети своей красоты?
– Да, – подтвердила она довольно. – Налюбовался хоть ты на меня, Рун?
– Нет, – вздохнул он с полушутливым добродушным сожалением, и добавил уже вполне серьёзно. – Это невозможно.