Поцелуй на удачу

– Я беспокоюсь, что сегодня будет много незнакомых людей, – признала я.

– У нас много охраны. Я думаю, они заметят разницу между незнакомым нам пятнадцатилетним мажором из новой школы и пятидесятилетним бандитом с пирсингами, собирающимся нас ограбить. Это не так уж сложно.

Я никогда не слышала, чтобы Джейк опускался до стереотипов, используя пирсинг, чтобы обозначить потенциально проблемных людей. Так обычно делает Патрик.

Мы все прибыли на вечеринку в шесть вечера. Это Джейк придумал начать рано – он хочет, чтобы ночь длилась вечно, но это невозможно, даже деньги не могут изменить пространственно-временной континуум. Дети исчезли в ту же секунду, как мы вышли из машины. Они слились с толпой, выискивая своих друзей – я уверена, как старых, так и новых. Джейк ненамного дольше оставался рядом со мной – кругом было слишком много рук, протянутых для рукопожатия, множество похлопываний по спине. Мы неизбежно разделились из-за людей, требующих нашего внимания. Все словно потеряли голову от восхищения и поражены вечеринкой. Нас постоянно поздравляют с выигрышем, восторгаются вечером, коктейлями и нашими костюмами. Я оделась в Пьеро, грустного клоуна: свободная широкая блузка с большими пушистыми пуговицами и широкие белые панталоны, черный воротник и тюбетейка. Я довершила образ, напудрив лицо белым, накрасив губы черным и нарисовав большую слезу на щеке. Джейку не нравится мой костюм. Ему не нравится, что я переоделась в мужчину. Он хотел, чтобы я пошла в чем-то облегающем, блестящем. Он насмешливо называет мой наряд «монотонным костюмом мима». Но Джейк упускает суть. Пьеро был стандартным персонажем цирка и пантомимы многие столетия, вызывая жалость у зрителей своей тоской по любви Коломбины (которая обычно разбивает ему сердце, уходя от него к разноцветному Арлекину). Определяющая черта Пьеро – это наивность. Его принимают за дурака, часто он становится жертвой розыгрышей, и все же его любят, потому что его искупляющая характеристика – доверчивость.

Я долго думала над своим костюмом.

Мешковатое одеяние и белое лицо предоставляют мне немного вожделенной анонимности. Когда я не возле Джейка, одетого в инспектора манежа (нет, даже в Инспектора манежа), меня не так легко узнать. Я могу неспешно плыть сквозь тихий гомон вежливых разговоров, присущих началу вечеринки, и звон бокалов. Я вдыхаю пьянящий аромат опаленного солнцем луга и запахи вкусной еды, и никто меня не беспокоит.

Нельзя отрицать, что вечеринка выглядит восхитительно. Я никогда в жизни не была ни на чем настолько громадном и не думаю, что многие – или вообще кто-нибудь из гостей – бывали. Каждая деталь расположена так, чтобы создать захватывающее, магическое зрелище. Официанты наряжены в акробатов, они все невероятно спортивные и привлекательные. Куда бы я ни повернулась, везде выпуклые бицепсы и крепкий пресс. Они разносят подносы с разноцветными коктейлями, из которых торчат кусочки карамелизированных яблок или сладкой ваты и красные с белым трубочки. Между деревьями крест-накрест развешаны гирлянды с десятками разноцветных лампочек. Сейчас еще слишком рано, чтобы они сильно привлекали внимание, но они однозначно притягивают взгляд. Всюду расставлены ледяные скульптуры рычащих львов и тюленей, балансирующих мячиками на носах, а огромные кресла-мешки стоят вокруг костров и шоколадных фонтанов, привлекающих группы подростков. Даже подростки получают удовольствие. Я знаю, потому что они не сидят стайкой, прилежно уткнувшись в телефоны, а разговаривают, смеются, подталкивают и обнимают друг друга. Я вижу много похожих девочек в крохотных, блестящих нарядах, с крашеными светлыми волосами и темными корнями, достающими примерно до уха. Я понимаю, что это сделано специально и так модно, потому что однажды я сказала, что это выглядит неопрятно, небрежно, и Эмили закатила глаза.

– В этом и суть, мам.

Их юные лица все еще упруги и полны запала. Полагаю, позже, сегодня вечером, они будут румяниться от алкоголя, может, наркотиков, может, секса, но прямо сейчас они излучают невинность и надежду.

Я ищу в каждой группке Эмили, Меган или Ридли. Привычка. Я делала это с их младенчества. Проверяла, где они, как они себя чувствуют. Прибегала, если одному из них нужно было в туалет, покушать или когда возникали ссоры.

Конечно, теперь все по-другому. Я не могу уладить их разногласия. Я ничем не могу помочь.