Читаем Поцелуй негодяя полностью

Зритель отправился дальше по пути домой, но почти сразу увидел родителей. Они шли ему навстречу, едва видимые на расстоянии в толпе пешеходов. Мать чинно держала отца под руку, и оба медленно шли в ногу, разговаривая друг с другом и не обращая внимания на окружающее их мельтешение. Воронцов смотрел на них с признаком мысли во взоре и отошел в сторону, когда они приблизились. Родители прошли мимо своего ребенка, не заметив его, поскольку увлеклись общением. Со спины они показались ему даже занятными, похожими на пару комиков. «Пат и Паташон», подумал Воронцов, хотя из всех немых комедий видел только чаплинские и не любил их. Но где-то в подкорке его головного мозга хранилась неизвестно откуда взятая картинка: один повыше и потоньше, другая пониже и пополнее. Разговора не слышно, музыки тоже, просто идут по аллее, и со спины их походки кажутся одинаковыми из-за многолетних совместных упражнений. До безумия привычная картина, примелькавшаяся отпрыску парочки уже давно, теперь приобрела новый оттенок: он вдруг ясно увидел неразделимость многолетней пары, прошедшей почти до конца отмеренный ей путь через майдан, и шедшей дальше с прежней уверенностью в своем бессмертии.

Не окликнув родителей и не бросившись вдогонку, потомок медленно пошел дальше, прочь от их дома, но очень скоро был стреножен крохотным кареглазым созданием. Создание на удивление крепко обхватило Воронцова за ногу, и обратило к нему снизу вверх круглое личико, обрамленное пышными кудряшками. В глазенках светилось необыкновенное доверие и потаенная надежда.

– Дяденька, а ты мой папа? – поинтересовалось существо звонким голоском, разнесшимся, казалось, на несколько соседних кварталов.

Дяденька несколько секунд оторопело смотрел на незваную юную родственницу, которая терпеливо дожидалось его ответа, нисколько не ослабляя хватку.

– К сожалению, нет, – с машинальным реверансом высказался бездетный обормот, так и не распознав окончательно собственного отношения к происходящему.

– А к сожалению – это как? – звонко напирала дотошная девчонка.

Откуда-то издалека донесся тревожный женский крик:

– Наташа! Наташа! Не мешай дяде!

Воронцов обратил взор в направлении материнского клича и увидел бегущую к ним женщину. Как и все представительницы своего странного племени, она на бегу стремилась сохранить изящность и привлекательность, поэтому ее движения с мужской точки зрения выглядели смешными и беспомощными. Длинная легкая юбка облепила ее ноги, грозя в любой момент окончательно их спеленать, зато демонстрируя всем очевидцам пышные округлости женского тела. С первого взгляда бегунья не показалась красоткой, к тому же лицо ее исказилось проявлением беспокойства за дочурку, словно та схватила неведомое чудище, а не обыкновенного миролюбивого прохожего.

– Отойдите от нее! – резко выкрикнула подбежавшая к месту событий мамаша, с ненавистью глядя в лицо Воронцова.

– Не могу, она меня не отпускает, – ответил тот таким тоном, будто разговаривал с душевнобольной.

– Отпусти его, Наташа!

– Мама, это мой папа?

– Нет, это не твой папа. Отпусти дядю, пускай он идет себе дальше.

– Мам, а почему он сказал «к сожалению»?

– Что к сожалению?

– Я сказал девочке, что, к сожалению, я не ее папа, – пояснил Воронцов, постепенно терявший желание поскорее прекратить разговор.

Мамаша раскраснелась от бега, морщинки четко прорисовались на ее лице, и выглядела она теперь почтенной матроной, простоявшей полдня у плиты ради достойного приема роты гостей.

– Почему «к сожалению»? – невольно повторила мать провокационный вопрос дочки.

– Почему «к сожалению»? – требовательно обратила вопрос к вечному холостяку Наташа.

Воронцов глянул на нее сверху вниз и снисходительно пояснил:

– Потому что я не против быть твоим папой, но для этого твоя мама должна выйти за меня замуж.

Великолепная девчонка бросила ногу Воронцова и схватилась за юбку матери:

– Мам, выйди за него замуж!

– Наташа, прекрати, – неуместно смутилась женщина.

– Мам, ну пожалуйста! Мам, я буду хорошо себя вести, честное слово!

– Наташа, я тебя накажу сегодня, ты меня доведешь!

Мамаша рассердилась на дочку всерьез и уже готовилась покарать ее прямо на улице, не дожидаясь возвращения домой.

– За что же вы хотите ее наказать? – возмутился Воронцов.

– Мужчина, помолчите! Вас здесь ничего не касается.

– Извините, но вы ошибаетесь.

– В чем это я ошибаюсь?

– Меня здесь многое касается.

– С какой стати?

– По желанию вашей очаровательной дочки.

– Оставьте в покое мою дочь!

– Да я ее и не трогаю.

– Вот и не трогайте!

– Не трогаю. Только я уже не просто прохожий.

– А кто же вы такой, интересно узнать?

– Человек, которого ваша Наташа хочет видеть своим папой.

– Не льстите себе, пожалуйста! Она по три раза на дню к мужикам цепляется.

– Так может, вы наконец подберете ей подходящую кандидатуру?

– Какую еще кандидатуру?

– В папы. Звучит так, словно мы участвуем в конклаве кардиналов.

– Так, мужчина! – голос мамаши сорвался на пронзительной высокой ноте. – Мы сейчас отправимся восвояси, а вы даже не думайте тронуться с места, пока мы не скроемся из виду. Понятно?

– Не совсем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза