Были определенные способности и у меня. Но в отличие от моих друзей, которые не раз применяли свои навыки в боях, я оттачивал свои только на тренировках, а в деле меня никто не видел. Никто, кроме Тавиша. Был у нас с ним общий секрет – я тогда за десять минут положил восьмерых. Инцидент закончился для меня рубленой раной в бедре, которую пришлось зашивать Тавишу, так как все должно было остаться тайной. Даже Свену, который знал обо мне почти все, не было известно о той ночи.
Я вглядывался в лица четверых друзей, ждавших от меня ответа. Рассказа о Лии ожидал, кажется, даже Свен, хоть и был старше нас лет на тридцать и обычно не интересовался досужей болтовней солдат у костра.
– Она совершенно не похожа на придворных дам, – сказал я. – Одежда ее не слишком заботит. Когда она не работала в таверне, то по большей части ходила в штанах. С дырками.
– В штанах? – недоверчиво переспросил Джеб. Его мать была старшей белошвейкой при дворе королевы, и сам он, когда можно было снять военную форму, любил щегольски одеться.
Свен подался вперед.
– Она работала в таверне? Принцесса?
Я улыбнулся.
– Накрывала на столы и мыла посуду.
– Почему ты мне раньше об этом не говорил? – спросил Свен.
– Ты не спрашивал.
Свен проворчал что-то под нос и отодвинулся в тень.
– Она мне нравится, – сказал Тавиш. – Расскажи побольше.
Я рассказал о нашей первой встрече, о том, как я пытался ее возненавидеть, и о каждом случае, когда нам с ней удалось побыть вместе.
– И как было? – подсказал Джеб, который жаждал пикантных деталей.
– Было хорошо, – просто ответил я.
– Почему ты не открыл ей, кто ты такой? – спросил Тавиш.
Они должны узнать и это, решил я, и чем раньше, тем лучше, – по крайней мере, до того, как мы ее вернем.
– Я уже говорил, мы с ней поначалу не очень-то ладили. Потом я узнал, что она недолюбливает Дальбрек и всех, кто оттуда родом. Терпеть не может, на самом деле.
– Но это же мы, – сказал Джеб.
Я пожал плечами.
– Она не в восторге от традиций и считает, будто Дальбрек виноват в договорном браке, – я отхлебнул из бурдюка. – А к принцу Дальбрекскому она относится с особым презрением за то, что тот позволил своему
Я заметил, как вздрогнул Тавиш.
– А это о тебе, – сказал Джеб.
– Джеб, я в курсе, кто есть кто! Не обязательно мне объяснять, – огрызнулся я. Потом откинулся назад и произнес, сбавив тон: – Она сказала, что никогда не смогла бы уважать такого человека.
Теперь они знали, с чем мне пришлось столкнуться и с чем еще предстояло столкнуться им самим.
– Что она понимает? – спросил Оррин, держа в руке ногу куропатки. Он поковырял в зубах и вытащил застрявший кусок мяса. – Она же просто девчонка. Так всегда делается.
– И за кого же она тебя принимала? – спросил Тавиш.
– За крестьянина, батрака, приехавшего на праздник.
Джеб рассмеялся.
– Ты? Батрак?
– Ну а что, славный паренек с фермы выбрался в город повеселиться, – сказал Оррин. – Ты ей ребенка-то сделал?
Я стиснул зубы. Я никогда не выпячивал своего положения перед товарищами, но сейчас не колебался.
–
Свен взглянул на меня и едва заметно одобрительно кивнул.
Оррин отшатнулся в притворном страхе.
– Ну так повесь меня. Похоже, у нашего принца наконец появились зубки.
– Пора бы уже, – добавил Тавиш.
– Мне жалко венданцев, которые ее украли, – подключился Джеб.
Судя по всему, то, что я напомнил о своем статусе, никого из них не смутило. Наоборот, возможно, они даже ждали этого.
– Я одного не понимаю, – сказал Джеб. – Почему венданец не дал тому охотнику за выкупом просто перерезать ей горло – ведь тот сделал бы работу за него?
– Потому что я стоял прямо у него за спиной. И велел ему стрелять.
– Ну а зачем они потащили ее в Венду? Выкуп? – вставил Тавиш. – Какой ему смысл был брать ее с собой?
Мне вспомнилось, какими глазами Каден смотрел на Лию в самый первый вечер – как пантера на лань – и как его взгляд менялся день от дня.
Я не ответил Тавишу, и само мое молчание, возможно, стало достаточно выразительным ответом.
Была долгая пауза, потом Оррин рыгнул.
– Мы вернем нашу будущую королеву, – сказал он, – а их оскопим и нанижем на вертел все их чертовы достоинства.
Да, временами грубая речь Оррина казалась более изысканной и красноречивой, чем у любого из нас.
Глава пятьдесят восьмая