Поцелуй Однажды: Глава Мафии

Кира вынуждена схватиться за стену рукой — он падает на колени, задирает юбку и присасывается к ее лону.

— Что… что ты делаешь? — запыхавшись на ровном месте, пытается выговорить она.

Безжалостность его губ и языка служат ответом. Он трется и трется, сжимая за бедра крепче и крепче.

Все ее тело огнем расходится. Но будто по ледяной глади пламя пустили. Не оставляя выбора куда и как двигаться.

Просто сумасшедший этот Карелин и из нее хочет сделать такую же!

Она не может вскрикнуть, как только он доводит ее до грани ртом. Голос застревает на взлете, нужно дышать-дышать-дышать. Слепыми движениями она ищет как бы дотронуться до Романа, но он опять не оставляет выбора.

— Я… я так хочу тебя, — решается сказать она. Надеется, что слабый голос можно разобрать. Не знает что еще можно сказать.

Он выдыхает ей в живот так протяжно, что по коже рябью проходится дрожь.

И молниеносно вторгается одним толчком в нее, и долбится и долбится без передышки. Платье между ними превращается в белое смятое месиво.

Крик все-таки выдирается у нее из горла, и теперь этот поток никак не остановить. Она кричит и кричит, откидывая голову назад. Нужно выплеснуть сумасшествие, иначе ничего, кроме безумия не останется.

Карелин мучает ее своим голосом прямо в горло:

— Вот так правильно, — сам задыхается и отряхивается от пота, — не смей молчать. Вот так правильно. Правильно, давай. Чтобы все слышали, что я тут с тобой делаю. Все услышат, и обратной дороги не будет.

В остервенении хаотичных движений он запрещает ей опустить руку к развилке бедер. Удерживает ладонь разгоряченными, беспокойными пальцами, будто за жизнь борется.

— Рома, — ноет она, — что ты делаешь… Рома!

— Кончай так, — рычит он на ухо. — Я, блядь, не могу больше, Кира. Ты отдашься мне или я не знаю что.

Она мычит, волосы мотаются из сторону в сторону, и стискивает зубы, когда Роман вдалбливается внутрь сильнее. Пытается крутить ее на каменном члене, и, о Господи, она действительно близко, она не знает, что происходит, остается только хвататься за его волосы. Бураном проходится по телу каждый толчок.

— Ты будешь моей, иначе я… иначе ….

Вот же дурак! Повернутый просто. Это здесь вовсе не причем.

Он что не видит, что она сейчас взорвется и по кускам? Обоих их мучает.

— Быстрее, — всхлипывает Кира. — Еще немного, быстрее!

Роман впивается ртом в мякоть ее щеки и насаживает навесу на свой член разгромными, безостановочными движениями. Он сам стонет часто-часто и неожиданно звучно, кончая, но это не сравнится с ее поскуливанием ему прямо в ухо.

— Кира, — упирается лбом в взмокшее лицо, — Кира…

— Я чуть… я чуть… не задохнулась, ей-Богу, что же… ты…

— Кира, — повторяет он снова и снова.

Она пытается и натянуть платье обратно, и как-то коснуться его. Мотание головы напротив сбивает с толку.

— Подожди немного. Оставь так.

Он выдает что-то похожее на поцелуи по взмокшей, разгоряченной коже. Столь беспорядочно, будто завис в беспамятстве и не может выпутаться, и каждое прикосновение кружит ее и так воздушную голову.

Хочется оттянуть его на себя, посмотреть в глаза. Но Рома не дается, сминая тонкую ткань сильнее и сильнее.

За крошечным окошком под потолком колышется зелень, и Кира представляет прохладу короткого ветерка. Здесь в туалете так жарко, зной мог бы плавиться в воздухе. Она никогда не забудет этот момент — запомнит запахом. Известняком стен, резкими нотами пота, дымчато-копченым, древесным флером его плотной кожи.

Наконец-то Роман пытается вернуть платье на место. Сначала опуская юбку — Кира сама проводит ладонями по бокам — и пока оставляя налившуюся округлостью грудь обнаженной. Девушка тянет лиф наверх, и шероховатость пятерни ласкает соски в последний раз. Вершинки твердеют, и Карелин едва слышно стонет ей в лицо.

— Ну ты же так не выйдешь, — шепчет он в губы. — Чувствительные еще?

Она бы хотела рассмеяться этому негодяю-манипулятору в лицо. Да конечно, она в таком состоянии вообще на обед вряд ли пойдет.

— Что будешь делать, если выйду? — целует в щеку медленно, осторожно.

— Не знаю. Терпеть просто. Это платье ужасное и несуразное. Только подчеркивает, какая ты красивая.

На ее смешок он слабо улыбается.

Ужасное! Несуразное! Да что он понимает в воздушных платьях. Грубиян.

— Как-нибудь мне все равно придется выйти отсюда.

Он упирается ладонями по обе стороны от девичьей головы и полностью накрывает Киру телом, заслоняя и пряча. Требует лизаться с ним как будто у них осталась всего минута на перемене до звонка.

— Вот тут хочу остаться, — тянет слова, но говорит обманчиво ровно.

— Я тоже, — смотрит Кира ему прямо в глаза.

— У меня башку взрывает от твоих слов. Кира, я никогда не допущу твоих страданий.

— Прекрати, — собирается с силами она, но обнаруживает, что уже на пороге слез. — Прекрати это говорить.

— Только когда ты запомнишь. Запомни это — я найду способ защитить тебя.

Она зажмуривается, но слезы все-таки просачиваются и ползут по щекам.

Роман высушивает их поцелуями.

— Не сопротивляйся. Пошли, — вполголоса говорит он. — Обойдем улицу с другой стороны, через поле, и вернемся к вилле.