Поцелуй под дождем

Завтра будет праздник в честь дня рождения Егора, где он подпишет договор с китайцами. Мама не зря задумала королевский приём, знает, что стоит на кону.

После заключения сделки Люба уберётся из его дома, а вот её сестре, напротив, придётся остаться. У неё ведь сотрясение, Егор настоит на том, чтобы Вера соблюдала рекомендации врача.

А за неделю он сумеет узнать, почему женщина, в которую был влюблён, так жестоко поступила с ним четыре года назад. И только от её ответа зависит, что будет дальше.

И есть ли вообще у них какое-нибудь будущее.

* * *

От лекарств клонило в сон. Весь день я провела в постели, даже не пытаясь подняться. Мне принесли завтрак, потом обед и ужин. Есть не хотелось, но я обязательно отправляла в рот несколько кусочков, чтобы не обидеть Афину. В её заботе мне виделось что-то материнское, то, что я весьма смутно помнила, поскольку с детства была лишена.

За окном шумели, стучали и всячески напоминали мне, что снаружи по-прежнему идёт самая настоящая жизнь, из которой меня вышвырнули как слепого котёнка. Стало очень обидно и жалко себя. Но поплакать о своей горькой судьбе я не успела – уснула.

Мне снилось, что приходил Егор. Он присел на краешек постели и нежно погладил меня по руке, лежавшей поверх одеяла, потом осторожно сжал пальцы, делясь своим теплом. Хотелось потянуться к нему, но, увязнув в паутине сна, я не могла пошевелиться.

Следующий день прошёл почти так же. Я лежала или спала, мне приносили еду, а потом снился Егор, который брал меня за руку и просто смотрел. Этот сон мне нравился больше всего.

К вечеру мне стало лучше. Я даже самостоятельно сходила в ванную. То, что снова могу обходиться в этом интимном деле без посторонней помощи, меня очень порадовало. Всё же, несмотря на искреннее участие Афины, она оставалась чужим человеком, и её присутствие смущало.

С сумерками за окном загорелись разноцветные фонарики. До меня донеслись негромкие звуки музыки и голоса, которых становило всё больше и больше.

Я не сдержала любопытства, осторожно выбралась из кровати, накинула на себя короткий халатик и подошла к окну.

Фонарики горели по всей прилегающей территории. На террасе были накрыты столы с закусками, к которым подходили гости, пробуя то один, то другой изысканный деликатес. В нескольких шагах работал бар, где смешивали коктейли и разливали по бокалам шампанское. Чуть поодаль на возвышении среди деревьев сидел оркестр, музыканты наигрывали что-то лирическое, трогающее за душу.

Я открыла окно, оперлась локтями о подоконник и слегка высунулась наружу, пытаясь найти среди гостей Егора.

– Жениха моего высматриваешь? – раздался позади меня насмешливый голос сестры.

Я вздрогнула и резко подалась назад. Снова закружилась голова, пришлось прислониться плечом к стене и переждать, пока комната успокоится и встанет на место.

Любаня подошла ко мне и тоже перегнулась через подоконник, как и я минуту назад. Она была одета в узкое чёрное платье от «Гуччи», которое идеально облегало тело, привлекая внимание к каждому изгибу. Волосы были забраны в высокую причёску, в которой яркими звёздочками поблёскивали бриллианты заколок, в тон им сестрица подобрала серёжки и браслет на изящном запястье.

Что и говорить, Любаня была не просто хороша, она была великолепна. И она снова назвала Егора своим женихом.

– Что тебе от него нужно? – спросила я устало.

Всё-таки сотрясение мозга пошло мне на пользу. За прошедшие дни пришлось на многое взглянуть иначе. Сейчас я уже не чувствовала той гиперответственности за сестру, под знаком которой прожила всю жизнь. Только теперь мне стало очевидно, что Любаня уже взрослая, самостоятельная, и у неё свой путь. Даже скорее, своя игра, потому что мне до сих пор не было до конца ясно, какие цели она преследует.

– Ты его не любишь, – это даже мне со всей моей прежней слепотой сестринской любви и опеки стало понятно.

– Не люблю, – она пожала плечами, и этот легкомысленный жест заставил меня рассердиться. Сестрица позабыла, что вокруг неё тоже живые люди со своими чувствами, которым может быть больно.

– Тогда зачем? – не отставала я, почему-то уверенная, что сейчас Любаня ответит.

Ведь она пришла именно за этим, чтобы раскрыть передо мной карты. Но не потому, что вдруг воспылала сестринской любовью, которой, теперь я тоже чётко это видела, Люба была лишена напрочь, а потому, что пришло время.

И это тоже часть той самой игры.

– Потому что ты его любишь… – она смотрела в сад, и я видела только профиль, но скользнувшая по одной стороне рта ухмылка меня испугала. Потому что была мне незнакома. Как и женщина, которой эта ухмылка принадлежала.

– Откуда ты знаешь? – я оставалась стоять у стены, в двух шагах от сестры, и не могла подойти ближе. Что-то неуловимо изменилось между нами. Словно вдруг выросла невидимая стена, за которую не было хода ни одной из нас.