Поцелуй сатаны

— Молодой человек, я эту палку из рук не выпускаю, а вы ею в плевательницу тычете? — недовольно произнес мужчина.

— Мы с вами предотвратили пожар, — с улыбкой ответил Алексей, возвращая палку — А палочка ваша ничуть не пострадала.

— Эх, молодежь… — вздохнул мужчина, но не выдержал и тоже улыбнулся — Тыщи прошли мимо и я бы прошел, а вот, гляди, один остановился, сделал доброе дело.

До назначенной встречи с Улановым оставалось еще десять минут. Не сразу разыскал он уволенного учителя, по телефону несколько раз отвечала старушка, она и сообщила, что Коля со дня на день должен приехать из Новгородчины. Уланов без всякого энтузиазма воспринял приглашение зайти по его «делу» в райком ВЛКСМ, заявил, что не хочет к этому вопросу возвращаться, но в конце концов согласился. Направляясь к райкому, Алексей обдумывал, что он скажет учителю. Судя по всему, тот занялся какой-то другой деятельностью, иначе с чего бы ему так часто ездить в Новгородчину? Не на рыбалку ведь? Старушка толковала о какой-то редактуре рукописей, дескать, он должен приехать и отдать в издательство материал… На досуге-то повесть или роман взялся писать, что ли?..

Уланов уже сидел на диване в приемной. Точный товарищ! Теперь далеко не каждый так пунктуален. Когда он встал, то оказался высоким, широкоплечим парнем и рукопожатие его было крепким, в светло-серых миндалевидных глазах — недоумение, мол, зачем я вам понадобился?..

И вот они, ровесники, сидят в небольшом кабинете с портретом моложавого Горбачева на обшитой под дуб панелями стене. Прыгунов сел не за письменный стол, а за другой, длинный, впритык к нему и покрытый зеленым сукном. За этим столом проводятся бюро, совещания. Поблескивают три большие вымытые хрустальные пепельницы.

— Не пойму я, — первым начал разговор Уланов. — Билет я вам отдал.

— Точнее, швырнул, чуть ли не в лицо, — улыбнулся Алексей. Он поглаживал пальцами бронзовый бюст Ленина, стоявший на письменном столе. Лицо у педагога мужественное, загорелое, русые волосы пожелтели от солнца. Он больше похож на спортсмена, чем на учителя.

Прыгунов и ростом был с Уланова, и тоже плечист… У него короткая прическа, волосы каштановые, глаза коричневые, на щеке у самого носа небольшой шрам — след от армейских учений…

— Не хотите вернуться в школу? — рассказав, в какую историю вляпался его бывший ученик, а также и про беременную ученицу, предложил Алексей. Директор готов хоть завтра принять.

— Я не вернусь, — ответил Николай. — Даже не из-за того, что произошло, просто неинтересно стало в школе работать… Я по образованию историк, а толковых учебников, правдивых, честных еще у нас не написали, по старым учить ребят — это безнравственно. Теперь ведь ни для кого не секрет, что нашу историю исказили, опошлили, подогнали под правителей-преступников, начиная с древнейших времен.

— И вы решили написать новый учебник?

— Я работаю в кооперативном издательстве «Нева»… Редактирую рукописи авторов, которым не пробиться в государственные издательства. Когда-то я с доцентом нашего института написал монографию о ссоре Ивана Грозного с Курбским. Ее напечатали, ну, наш бывший редактор — он председатель кооператива — и пригласил. Вроде, получается… И потом, эта работа не мешает мне помогать в деревне брату, который занялся фермерством.

— И для этого вы заканчивали педагогический институт?

— А вы что закончили? — спросил Николай.

— Университет, биофак.

— Чего же вы в экспедициях не изучаете наши загрязненные озера, не спасаете попавших в Красную книгу бедных зверюшек и рыб? — подковырнул Уланов.

— Кто-то должен и с молодежью работать, — с улыбкой ответил Алексей. Он ждал этого упрека. Не первый раз такое слышит, — Вы не хуже меня знаете и понимаете, что это сейчас проблема номер один.

— Я понял одно: перестройка обнажила не только умопомрачительные изъяны нашей социалистической системы, но и разбудила у молодежи самые низменные инстинкты. Появилась целая прослойка денационализированных молодых людей или, как их теперь называют.

У них самая низменная, скотская философия и полное отсутствие культуры. Эту дикую какофонию электронных инструментов, которой они восхищаются, и музыкой-то назвать нельзя! А их кумиры — бородатые, неряшливо одетые певцы… Ни голоса, ни смысла в их песнях. Работать можно только с теми, кто хочет, чтобы с ними работали, а хотят ли этого такие, как мой бывший ученик и ученица, которая, говорите, ждет ребенка? Они смеются, когда по телевидению умные дяденьки и тетеньки обсуждают проблемы их воспитания, какую музыку им лучше слушать, нужны ли дискотеки и что обязан делать комсомол?..

— А что должен делать комсомол?