Поцелуй вечности

— Боже! — полушепотом произнесла Гвин. — Ее голос сверлит мне мозг. — Постережешь мое место на четвертом, ладно?

Можно подумать, кто-то другой захочет сесть рядом со мной.

— Конечно. Приятного развлечения.

— Да, хорошо. Пойду узнаю, что надо этой чувихе.

Одарив меня широкой хитроватой улыбкой, Гвин вышла на освещенное солнцем пространство. Ее волосы поймали свет и заблестели; длинные, стройные ноги вышагивали танцующей походкой. При этом она размахивала взад-вперед сумкой. Я вздохнула и чуть не свалилась, попытавшись встать со скамейки. Слава богу, юбка не задралась! Когда я стала приводить в порядок учебники в сумке, снова почувствовала судорогу — на этот раз в боку.

В Сент-Криспине регламентируются даже виды школьных сумок, которые можно покупать. Правда, тем, кто вроде меня получает стипендию, при покупке делают большие скидки. Недостаточные, конечно, но все же.

Отвратительно высокие звуки голоса Митци по-прежнему били по ушам. Я взглянула в ее направлении, натягивая на себя блейзер. Как это понять: мы находимся в солнечной Калифорнии, а они заставляют нас носить одежду из шерстяных тканей?!

Солнце освещало шумную ватагу хохочущих девиц, оттуда доносился визгливый и гнусавый смех. Однако я была уверена, что Гвин смеялась не вместе с ними, а над ними. Повесив на плечо сумку, я отправилась на четвертый урок и оглянулась всего один раз. Гвин стояла там, как и все остальные, под лучами солнца, высвечивавшего их лоснящиеся волосы, холеную кожу, сверкающие искорки золотых украшений — шариков, колечек, изготовленных, разумеется, из чистого золота, как рекомендовано в Сент-Криспине.

Грудь у меня болела, в животе раздавалось урчание, говорившее о том, что я голодна. Но я не обращала на это внимания. Школьные двери проглотили меня. В нос ударил запах линолеума, масла, крошек мела, крепких моющих средств уборщиц, а также дурной запах, исходящий от этих несчастных девчушек в грубой, шершавой одежде, поглощенных зубрежкой. А снаружи ждал целый мир! Все это сомкнулось над моей головой. Я протиснулась к своему классу, и никто не окликнул меня по имени.

Они опоздали к началу четвертого урока на пару минут, но и Брат Боб по какой-то причине задержался. То, что он не появился в классе точно к началу урока, было редкостью. Я достала и открыла свой подержанный, но еще вполне приличного вида учебник.

Гвинет проскользнула на свое место и села рядом со мной. Митци, откинув назад косички, смерила меня взглядом, преисполненным сожаления. Я плюхнулась на стул.

— Сегодня будет вечеринка, — шепнула Гвин. Она где-то раздобыла жвачку, и в нос мне ударил аромат «Джуси Свит». — На Холмах. Пойдешь?

— Я думала, что мы…

— Да брось ты! — прервала она меня с улыбкой.

В этот момент Брат Боб, тяжело ступая, появился в дверях. На его круглом покрасневшем лице виднелась испарина. Воротник, как всегда, врезался в морщинистую шею. Гвин называла это зрелище «шея придушенного индюка», и я с ней соглашалась.

— Но там же не будет ни одного знакомого. — Я пробормотала это еле слышно, потому что класс уже затих.

Черные глаза Брата Боба, маленькие и влажные, внимательно оглядели наши ряды. Митци заерзала. Триша затолкала сумку под стул и стала поправлять ленту, стягивающую волосы.

— Боже мой, просто скажи «да». — Гвинет устремила взгляд вперед, к классной доске, при этом ее голубые глаза сузились.

Брат Боб глотнул воздуху и встал прямо. Свежевымытая доска блестела.

— Да, — сказала я.

— Девочки, утихомирьтесь! — строго произнес Боб.

Вдруг раздался сигнал пожарной тревоги. Слава богу, тревога оказалась учебной. Мы с Гвин посмотрели друг на друга, схватили свои сумки и вышли из школы. Судя по всему, нам было предначертано закосить четвертый урок.

Мы заскочили домой к Гвин. Ее папа был на работе, мама тоже ушла куда-то. Дома находилась домработница Мариса, которая лишь поцокала языком, когда мы, хохоча, влетели в квартиру.

— Ты видела это, да? — Гвин начала икать от смеха.

Было удивительно, что она могла водить машину. От Сент-Криспина до ее дома — двенадцать минут езды, если светофоры не тормозят движение. Сегодня сплошь загорался красный, но нам везло.

Ездить с Гвинет — все равно что играть в рулетку: рано или поздно ожидает проигрыш. Иногда она становилась рассеянной и катила, не глядя на светофоры, забывая о встречном движении. Порой она будто вовсе не видела красных огней, пока я не извещала ее о них воплем «Господи боже!», хватаясь за приборную панель.

Гвин чуть не охватила истерика, когда мы проехали мимо полицейского на красный, вместо того чтобы остановиться и ждать своей очереди на проезд. Полицейский даже не посмотрел в нашу сторону и не переключил сигнал светофора. Он просто сидел у пульта.