Поцелуй Волка

Было от этого и противно, и горько. Противно от самого себя — ему пришлось так сделать. Во-первых, чтобы Марго и никто другой ничего не заподозрили о его реальных чувствах, тем более сама Виктория, и чтобы оградить её от дальнейших глупостей. Девочка, и вправду, может доиграться до такого, что Маргарита решит её списать, и поминай, как звали…

Когда дверь за ним захлопнулась, я еще долго не могла двинуться с места. Ужас и боль приклеили её к кровати, и я ещё долго сидела, обняв себя в оборонительной позе и плакала. Поток слёз невозможно было остановить — настолько всё это было унизительно.

Я не сомневалась, что этот тиран точно не пожалеет в следующий раз и решила больше не вставать у него на пути. Ему невозможно врать, невозможно уйти безнаказанной. Он как самый настоящий Волк чувствует всю твою подноготную и неискренность.

Я не знала, почему он не довёл дело до конца. Скорее всего, она реально ему вовсе не нужна и не нравится, а про желание он сказал просто так — дабы напугать, но это вовсе не значит, что он не сможет доделать начатое.

В этот день я поняла, что сломалась. Я больше не могла бороться с ними, потом слишком дорого приходится расплачиваться за это. Я решила довериться судьбе, и только молилась, чтобы случилось какое-нибудь чудо, которое вызволит её отсюда.

Глава 12

Вика.

Меня вновь поместили в карцер.

Всё было, как и в прошлый раз — в одном белье я сидела в холодной бетонной и неуютной комнате одна, в полутьме. Так как срок на этот раз был более долгий, меня не держали на одной воде, а всё же подкармливали, но не сказать, чтобы особенно шикарно. Всё было лёгкое, диетическое, таким невозможно было надолго насытиться. Из-за недостатка еды я очень мёрзла. На пятый день заточения я просто не встала, когда охранник принёс еду.

— Эй, соня, поднимайся! Я поесть принёс, а ты всё дрыхнешь, — позвал меня он.

Я не откликалась, и моё положение тела и белые губы напрягли охранника. Он незамедлительно вынул рацию и сообщил наверх:

— Срочно передайте Егору, тут девчонке в темнице плохо, она, похоже, без сознания!

Но передавать ничего не понадобилось, я сам был на рабочем месте, всё прекрасно услышал и рысью сбежал вниз к камере. Подойдя к девушке, нащупал её пульс. Нахмурившись и, не говоря ни слова, взял девчонку на руки и понёс наверх.

Без стука открыл ногой дверь в кабинет врача и ввалился, бережно неся девушку. Аккуратно положил Викторию на кушетку у входа и грозно посмотрел на доктора.

Аркадий молча подскочил к девушке и начал проводить осмотр.

— Что с ней? Где она была до этого?

— В подвале, — ответил я.

— Сколько дней? — спросил доктор, прощупывая пульс на тонкой руке.

— Пятый день.

— Всё ясно. Отойди от кушетки.

Врач накрыл девушку байковым одеялом, достал приспособления для капельницы и какой-то препарат.

— Чего стоишь? Вы свою работу уже сделали, — с укором сказал Аркадий. — Теперь дай мне ей помочь.

Я отошёл в сторону, но так и не решился покинуть кабинет. Доктор ловко вставил капельницу в руку девочки, поправил одеяло и отошёл.

— Что с ней? — строго спросил его я.

— Она отощала и замёрзла. Без препаратов ей уже не согреться, — с укором посмотрел на меня доктор. — Всё поправимо. Но пока она останется здесь. И в дальнейшем я настоятельно не рекомендую так долго держать её в карцере — вы подорвёте ей здоровье окончательно.

* * *

Ближе к вечеру я снова заглянул в кабинет местного Айболита.

Девушка так же лежала на кушетке, но сейчас явно не была в обмороке, а просто спала. Она все ещё была очень бледной, но губы стали обретать цвет. Аркадия на месте не было, чтобы выгнать его, и я аккуратно присел на край кушетки, склонившись над ней.

Лицо очень бледное и худое — как я позволил до такого довести, что малышку пришлось реанимировать? Бедная, маленькая девочка. Такая хрупкая… Наклонившись, и, не отдавая себе отчёта, что он делает, слегка коснулся губ Виктории, потом ещё и ещё…

Не сразу, но девушка вынырнула из сна и недовольно замычала. Открыла глаза, увидела меня и негромко запищала. Попыталась бежать, чуть не вырвав катетер капельницы из вены. Я заставил её остаться на месте:

— Лежи! Не видишь, что ли? Капельница у тебя стоит.

— Не трогай меня! — прошептала она.

— Ну, прости. Я это сделал… Да блин, сам не знаю зачем! Я не трогаю тебя, идёт?

Я поднял руки ладонями вверх, показывая — я безоружен, бояться нечего.

— Уходи, — она отвернулась к стене.

— Ладно, главное я уже понял — тебе лучше.

Девушка продолжала молчать, отвернувшись к стене, и мне ничего больше не оставалось, как уйти восвояси.

Через несколько дней я пошла на поправку и была отправлена в свою комнату. Я почти пришла в себя телом, и только душевное беспокойство обрывками воспоминаний бередили душу.

На смену борьбе и гневу снова пришла подруга-апатия. Я больше не хотела и не могла бороться с ситуацией, где все и всё против неё. С таким же успехом можно плевать против ветра — оно всё равно летит обратно…

Я существовала как робот — ела, спала, без какой-либо цели, и с содроганием ждала каждый день, что мне придут и сообщат — по мою душу вновь нашёлся клиент.