Поцелуй зверя

Самое удивительное — Белояр повиновался. Неловко держа деревянную ложку в левой руке, поскольку правая обездвижено висела вдоль тела, а на плече под самодельными бинтами медленно проступало алое пятно, он принялся за похлебку и только время от времени бросал умоляющие взгляды на черную сгорбленную фигуру колдуньи. Та же, подойдя к постели, склонилась над девушкой, принеся с собой запахи пряностей и табака. Чтобы спрятаться от проникающего в сердце взгляда, Юлия плотно смежила веки.

…Очнувшись в следующий раз, она подумала, что совершенно не представляет: сколько прошло времени с прошлого пробуждения — сутки? Часы? Минуты? В избушке по-прежнему жил полумрак и так же остро и незнакомо пахло пряностями и травами. Теперь Юлии стало понятно, откуда идет этот запах — под низким потолком на грязноватых шершавых бечевках крепились пучки засохших растений. Сморщенные соцветия, потемневшие листья и колкие, ломкие стебли благоухали в тепле дома, заставляя воображение рисовать то летний душистый полдень на берегу ручья, то простор вечернего луга, то влажную темноту ночного леса. Отметив уже как данность режущую боль в глазах, Юлия перевела взгляд в сторону. На досках стола опять валялись растрепанные пучки трав, глиняные миски и серебряный кубок. И Белояр — осунувшийся, сильно побледневший, словно выцветший, снова сидел за столом, нервно кроша в сильных пальцах пахучие растения. Сквозь прикрытые веки, находясь все еще наполовину в бреду, Юлия смотрела на его лицо в дрожащем свете огня — и все это казалось ей еще более мистическим и нереальным, чем раньше. Затянувшийся фантасмагорический сон. Задержавшись мыслью на перебинтованном плече Ивана, Юлия внезапно задохнулась, вспомнив страшный звук выстрела и то, как дернулось его тело рядом с ее…

— Я все сделаю, — голос Белояра звучал глухо как-то странно, не то с мольбой, не то с угрозой. — Что тебе нужно, говори… тебе ведь что-то нужно! Скажи, и я все сделаю, только спаси ее…

Взор Белояра, остановившийся и почти безжизненный, был устремлен на огонек свечи, создавая ощущение, что белый волк говорит сам с собой. И потому неприязненный ответ, раздавшийся откуда-то из темноты у него за спиной, произвел на Юлию пугающий эффект неожиданно попавшей под босую ступню скользкой лягушки.

— Ты… не сможешь… никогда… принести мне кровь… молодого волка… рожденного весной… а больше… мне… ничего не нужно… все остальное… у меня… уже есть…

Отвратительная косматая старуха выступила из мрака, поднявшись со скамьи за спиной Белояра, нависла над ним черной горбатой тенью.

— Смогу!

Он так резко и неожиданно вскочил, развернувшись в движении, что чуть не сбил шаманку, оказавшуюся росточком ровно ему по пояс, с ног.

— Я смогу!!

— Хе-х-х… — Яга скептически закачала уродливой головой. — Зима… звери… сейчас не ходят… по одиночке… а стая… — она смерила высокую фигуру Белояра неприязненным взглядом выпуклых глаз. — Стая… разорвет тебя… сразу… Лучше уходи… пока цел…

— Нет, ведьма! — просящие нотки вдруг бесследно испарились из голоса мужчины, как капли испарины со лба Юлии. — Я добуду тебе кровь хоть десяти волков, только помоги ей! — Тон его был пронизан уверенностью и даже азартом.

Юлия вдруг так явно — не в бреду, а наоборот, словно наяву увидела перед глазами жуткую сцену — самую страшную из тех, что мог когда-либо измыслить ее воспаленный горячкой мозг! За долю секунды она уже знала все, и слезы обожгли больные веки, а крик, отчаянный крик предупреждения, так и не вырвался из парализованного хворью горла. Ей ничего не оставалось делать, как смириться с тем, что растерзанное тело Ивана скоро, очень скоро будет лежать в талом снегу, служа пищей безжалостным, голодным хищникам. Потеряв последние силы в попытке приподнять с жесткой травяной подушки пылающую голову, утратив последнюю надежду когда-либо еще взглянуть в синий огонь родных глаз, Юлия в который раз потеряла сознание.

…Уныло и зло трещали сухие поленья в огне печи, свеча коптила с шипящим змеиным звуком, а ветер за древними стенами избы выл и скулил в ледяной агонии. Все звуки были настолько густыми, мощными, насыщенными нюансами — как никогда в жизни. Временами Юлия слышала, как трескается лед морозных узоров с наружной стороны окна. Звуки наполняли весь ее организм, все, что от него осталось, — ибо открыть глаза и увидеть что-либо Юлия уже не смогла. Она умирала. И тембр родного голоса — дрожащего от надежды и тревоги — голоса, который уже никогда не суждено было услышать, явился первым вестником смерти. Благодарная Черной Маре за такое милосердие, Юлия растроганно улыбнулась.

— …сказала бы, что тебе нужна кровь лисицы, оленя или… медведя… я бы и ее принес… Вот, держи. А теперь — помоги ей!

— Хм… не так… легко… сделать… это…

— Ты обещала!

— А ты… не так… прост… оба вы… не так просты…

— Ты ее вылечишь?!! Говори, колдунья!

Яга закряхтела, а потом шумно, раскатисто закашлялась, тряся и мотая отрицательно из стороны в сторону косматой головой.

— Смотрела… я тут… на нее… не выйдет ничего… не судьба…

— Почему?!

— Она… умирает…