Поваляем дурака, Америка?

Но это были еще цветочки. С Льянос, которая на территории Венесуэлы называлась также Льянос-Ориноко, разобраться было несложно. Это была частично низменность, частично более возвышенная территория столовых массивов в долине Ориноко. Гораздо сложнее было разобраться с Симоном Боливаром, которого в Венесуэле почитали, пожалуй, почище Иисуса.

В начале своей деятельности Боливар находился в тени Франсиско де Миранды. Именно Миранда руководил борьбой за независимость южноамериканских колоний от Испании с 1806 года. Он был прозван народом Предтечей и в 1811 году провозгласил независимость Венесуэлы. Однако уже через год, в 1812-м, испанцы пленили его, и борьбу возглавил Симон Боливар.

Кровопролитная война с испанцами длилась еще десять лет и завершилась только в 1821 году. Боливар, прозванный Освободителем, стал президентом Великой Колумбии, в состав которой входили Венесуэла, а также нынешние Колумбия с Панамой и Эквадор. Только после его смерти в 1830 году Великая Колумбия распалась, и Венесуэла стала самостоятельной республикой.

Неудивительно, что Боливар являлся национальным героем Венесуэлы, однако формы, в которых это воплощалось, были несколько диковинными. Именем Боливара в Венесуэле называли все, что только можно. Самая высокая вершина страны – 5007 метров – тоже носила его имя. Но не только. Альпинисты, покорившие ее, во время восхождения несли на себе бюст Боливара, чтобы установить его как можно выше. И им это удалось – бюст стал самым высокогорным Боливаром в мире.

Центральные площади всех, даже самых крошечных, городов Венесуэлы также носили имя Симона Боливара. Причем на них в обязательном порядке стоял его памятник. Установка памятников проводилась городскими властями с обязательным соблюдением весьма сложных правил: если Боливар одержал победу в сражении непосредственно в окрестностях данного города, его бронзовое изваяние должно было сидеть верхом на коне с обнаженным оружием; те же города, через которые или рядом с которыми он хотя бы однажды проезжал, должны были ограничиваться только бюстом героя. При этом, поскольку во времена Боливара дела с фотоаппаратами в Южной Америке обстояли не очень, скульпторы разных провинций Венесуэлы изображали Боливара совершенно по-разному. Так что порой даже отдаленного сходства во всех этих многочисленных памятниках обнаружить было сложно…

Бам-с! – вдруг услышал задумавшийся Джек Мейер. Бам-с! Бам-с! Бам-с!

Ощущение было такое, будто гидроплан вдруг угодил в заряд крупного града. Его корпус содрогался от ударов, стонал и скрежетал. Джек Мейер сам не понял, как выскочил из гамака. В следующий миг из кабины послышалось ругательство Идальго, и пол вдруг ушел из-под ног Джека, зато противоположная стенка прыгнула на него, припечатав прямо по лбу…

52

Венесуэла, Гвианское нагорье, северо-западное подножие плато Альтимейра

– Ну что? – крикнул Логинов от джипа. – Паша! Что у тебя?

– Все! – донесся из-под обрыва приглушенный голос Домбровского. – Он на земле, только немного смайнай, а то я его так не отвяжу!

Логинов на всякий случай не стал резко бросать привязанную к джипу веревку, а отпустил по чуть-чуть. Пока он дошел до края нагорья, Домбровский успел отвязать спущенного в котловину индейца.

– Порядок! – крикнул он.

– Положи его на землю и глаз не спускай! – велел Логинов.

Закинув за спину пневматическую винтовку, он поправил на груди ремень и, выбрав слабину, ухватился руками за уходящую к джипу веревку. Морочиться с обвязкой Виктор не стал, поскольку спуск в котловину особой сложности даже для совсем неважного альпиниста не представлял.

Минуты три спустя Логинов был уже внизу. Домбровский, как и приказал ему Виктор, маячил над лежащим боком на земле индейцем. Логинов снял с себя винтовку и протянул начальнику первой экспедиции:

– Держи трофей, Паша! Та самая, из которой вас обстреляли у расщелины!

Отдав винтовку, он поднял за шиворот пленного и легонько подтолкнул:

– Шагай, амиго!

У костра маячил силуэт проснувшегося Игорехи. Когда они приблизились, он спросил:

– Это кто, Виктор Павлович?

– «Язык», – сказал Логинов. – Паш, иди буди Игнатовича! Скажи, что он мне срочно нужен!

Усадив пленного возле костра, Логинов осмотрел повязку на его плече. Кровь при спуске с нагорья проступила сильнее, но обильного кровотечения не было.

– А где вы его поймали, Виктор Павлович? – снова спросил Игореха.

– На нагорье, – сказал Логинов и повернулся в сторону джипа, откуда высунулся сонный и опухший Игнатович. – Фадей Трофимович, давайте в темпе! Допрос надо проводить!

Игнатович был так огорошен, что даже забыл для порядка постенать. Уже минуту спустя он стоял возле костра и испуганно таращился на индейца. Логинов присел и кивнул профессору:

– Садитесь, Фадей Трофимович! Переводить придется долго… – Игнатович поспешно присел, Виктор повернулся к индейцу и закурил. Потом негромко проговорил: – Спросите у него, говорит ли он по-испански!

Игнатович задал вопрос, индеец что-то буркнул.

– Говорит.