Повелитель разбитых сердец

Пароход после того, как перестал быть штаб-квартирой Красного Креста, совершал постоянные оживленные сношения с советскими портами Черного моря. Приходя в Константинополь и уходя, «Адриа» никогда прежде не занимала места вблизи «Лукулла», имевшего стоянку в стороне от фарватера. И на этот раз «Адриа» шла обычным для судов путем и лишь затем, выйдя на линию «Лукулла», свернула с фарватера.

Разрезав почти пополам яхту, «Адриа» дала задний ход, вследствие чего в пробоину хлынула вода. Этот задний ход противоречит морским правилам! Яхта, даже и протараненная, могла оставаться на плаву, удерживаемая носом парохода. Задний ход довершил ее гибель.

Любопытно, что значительная часть команды была спасена бросившимися на место катастрофы турецкими лодочниками, которые поспешили на помощь еще до несчастья, увидев, как «Адриа» неожиданно свернула на «Лукулл». С «Адрии» никакой помощи подано не было.

Тотчас пассажиры «Адрии», которые в прошлый раз пришли на ней из Батума, вспомнили, что незадолго до выхода парохода из советского порта туда прибыл из Москвы поезд со сформированной в Москве новой командой из Чеки. А впрочем, это все могли быть только слухи…

Итак, на нашей квартире собрались те, кто должен был принять участие в совещании.

Генерал сказал моему мужу:

– Похоже, неизвестный, напавший на вас, оказал нам всем очень большую услугу. У нас есть все основания вспомнить его добром. Он вывел из строя вас, Максим Николаевич, а нас вынудил приехать провести совещание у вас дома. А ведь, сказать по правде, у меня была мысль просто-напросто обойтись без вас, провести совещание на «Лукулле». Вполне вероятно, что все мы находились бы в кают-компании и могли бы погибнуть. Вот видите, как полезно иногда навещать тяжелобольных, исполняя свой христианский долг.

Петр Николаевич Врангель невесело усмехнулся. Мы с Максимом обменялись взглядами. Потом я спросила мужа, о чем он подумал в ту минуту. Оказывается, и в его, и в моей памяти в это мгновение возникло воспоминание о визите Елены Феррари в редакцию и ее прощальных словах. Фактически те же слова произнес сейчас генерал: «У нас есть все основания вспомнить добром вашего злоумышленника…»

Неужели Елена Феррари имеет какое-то отношение к случившемуся? В наше время во все можно поверить! Большевики сильнее, чем нам казалось, сильнее, чем нам хочется верить. Они скрутили Россию в бараний рог с помощью нечеловеческой жестокости, которая превращает людей в безропотных рабов.

Но, предположим, в покушении на генерала (а цель была именно такова) и впрямь участвовала Феррари. Но ради чего ей было спасать Максима? Или я соединяю несоединимое и на него напали случайные злоумышленники?

Но не слишком ли много случайностей?

А если все так, как я предполагаю, что ей нужно от нас, от Максима? И каких шагов с ее стороны следует ждать теперь?

Глупо, конечно, предполагать такое, но… но неужели она решила продемонстрировать Максиму свое «могущество», чтобы завладеть старой тетрадкой, исписанной по-французски?

Мы с мужем так и не удосужились прочесть ее. Нет ни времени, ни особенного желания. Мыслимо ли думать, что такое желание сохранилось у Елены Феррари?

Этого я не знаю. Зато я определенно знаю, какое желание появилось у меня теперь: как можно скорее покинуть Константинополь!

23 июля 200… года, Мулен-он-Тоннеруа, Бургундия. Валентина Макарова

Что происходит дальше, я не могу толком описать. Это что-то немыслимое, необъяснимое, несусветное!

За окном раздается резкий свист, а потом… потом на пороге появляется фигура в камуфле и черной «чеченке». Сначала ее вижу я, потому что стою лицом к двери. Ее явление столь неожиданно, что Иса не успевает развернуться и выстрелить: фигура отшатывается назад, и при этом слышится такой грохот, словно она рухнула с крыльца. Иса стреляет в пустоту. И тут же раздается срывающийся мальчишеский крик:

– Там человек с пистолетом! Там человек с пистолетом!

Как будто это нуждается в пояснениях…

Затем раздается тяжелый топот нескольких пар ног и голос – уже другой голос, который заставляет ноги подкашиваться, а руки опускаться. Голос, который подавляет волю, приказывает:

– Бросить оружие! Вы окружены! Считаю до трех! Р-раз…

– Подождите! – вопит мальчишка. – Там Клоди и еще какая-то дама!

– Два…

– На пол! – орет Иса, и я послушно падаю. А Клоди стоит. Господи, да ведь она ничего не поняла – Иса кричит по-русски!

Он сшибает Клоди толчком в спину. Она падает так тяжело, что я подпрыгиваю на полу.

– Не стреляйте! – кричит Иса. – У меня две заложницы! Уберите оружие, отойдите от крыльца! Считаю до трех, потом буду стрелять в женщин. Р-раз…

Мгновение напряженной тишины, потом вдруг оглушительный звон и грохот. На меня сыплются стеклянное крошево, щепки… Я глохну, обмираю, может быть, даже умираю. Ведь это выстрелы, а Иса сказал, что будет стрелять в женщин. Может быть, он уже стреляет?

Рядом кто-то тоненько кричит. Это я кричу? Или Клоди?

Чей-то голос над моей головой:

– Вы живы? Вы живы?