Повелитель разбитых сердец

Ночь с 6 на 7 июля 200… года,

Дзержинск.

Василий Каширин

Раздался такой вопль, что Василию показалось, будто у него сейчас, сию минуту разорвутся барабанные перепонки. Или даже уже разорвались. Вместе с этим начало резко саднить горло, и спустя какое-то мгновение Василий понял, что он не только слышал крик, но и сам кричал.

И не он один! Кричала длинноногая докторша, кричала откуда ни возьмись появившаяся худенькая девушка в бледно-зеленой мятой курточке и таких же брюках – наверное, медсестра или акушерка, – кричал седой мужчина с руками молотобойца, одетый тоже в бледно-зеленое и мятое… Да и цыганка продолжала кричать истошным голосом, билась, корчилась, ворочая вокруг бессмысленными, поблекшими от боли глазами.

Молчал только Москвитин. Молчал, поднявшись с колен и выпрямившись, держа в одной руке свой зловещий нож, а во второй – ворох каких-то ремней с привязанной к ним черной плоской коробкой.

У Василия постепенно отошла мгла от глаз, и он вяло удивился, что с ножа не каплет кровь. А ведь Москвитин зарезал, зарезал цыганку! Василий сам видел!

Прошло не меньше минуты, прежде чем до него дошло: он, оказывается, видел, как Москвитин не зарезал цыганку, а всего лишь что-то срезал

с ее бедер – что-то, прежде прикрытое ворохом линялых разноцветных юбок. Неужели эти ремни?

– Выйдите все! – вдруг гаркнул Москвитин, словно дожидался мгновения, когда все оторутся и настанет наконец тишина. – Выйдите вон! Быстро! Ну! У меня тут взрывное устройство, неужели не соображаете?

Василия резко качнуло назад, он выпустил плечи цыганки, и голова ее с громким стуком упала на пол. Его пробрало ледяным потом.

– Да вы что? – страшным шепотом даже не сказала, а возмущенно просвистела доктор Макарова. – Она же рожает! Вы что, спятили?!

Василий не верил себе. Такое впечатление, что она ничуть не испугалась слов Москвитина. Такое впечатление, что она их даже не слышала!

Ему стало стыдно – и снова бросило в пот, теперь уж в настоящий, жаркий. Он быстренько снова схватил цыганку за плечи, а под колени ее взял седой мужик, хотя с его-то бицепсами он вполне мог и один унести женщину, даже и с таким огромнейшим животом.

– А ну, посторонись! – гаркнул он, отпихивая Москвитина, который все еще тряс своими ремнями. – Слышишь, как тебя там, – напряженный, деловитый взгляд адресовался уже Василию, – а ну, давай на счет «три». Подняли и понесли в ту комнату, на топчан. Готов? Ну-ка – раз, два, три!

Господи… Какая же она оказалась тяжеленная! Да еще бьется, мечется. Василия аж шатнуло, когда они с седым сделали первый шаг. Валентина Николаевна пыталась помогать, поддерживала падающую голову цыганки, но только мешала, поэтому Василий отодвинул ее плечом в сторону так же досадливо и бесцеремонно, как седой только что обошелся с Москвитиным.

Потом они еле протиснулись в дверь, а еще надо было дойти до топчана, который оказался где-то в другой части света, и осторожно – докторша беспрестанно жужжала в ухо: «Тише! Осторожнее! Бережней!» – опустить цыганку на топчан, покрытый выцветшей оранжевой клеенкой. Наверное, тут-то и был собственно приемный покой, потому что Василий смутно различал холодные, голубые кафельные стены, и монументальные, доисторические, белые, облупленные весы в углу, и колченогие стулья, и старый письменный стол – тоже под клеенкой, и два каких-то лотка на нем, с крышками в цветочек, будто на эмалированных кастрюльках, причем он даже уловил краем глаза непостижимую надпись: «Анолит. 0,05 %».

Как только цыганка оказалась на топчане, она завопила еще громче, в ее голосе уж вовсе ничего человеческого не было, и у Василия от этого вопля словно бы какой-то обмиранс наступил. Во всяком случае, он лишь смутно ощущал, как Валентина Николаевна хватает его за руку, тащит к двери и выталкивает за порог.

Дверь захлопнулась, и Василий смог наконец перевести дыхание. Не то чтобы крик цыганки стал значительно тише – дверь на вид казалась совершенно картонной, – но Василий был теперь хотя бы чисто номинально отделен от этого крика, вот и почувствовал себя малость получше.

У него подкашивались ноги, очень хотелось сесть, хотя бы на пол. Он привалился к холодной стене и принялся хлопать себя по карманам, пытаясь отыскать сигареты, хотя бросил курить два года назад, и не просто бросил, а даже закодировался по этому поводу.

Муть в глазах постепенно расходилась. Теперь Василию даже неловко было, что он мог так сильно испугаться, и он увидел Москвитина, который, держа на отлете левую руку с болтающимися в ней ремнями, другой сжимал рацию и что-то горячо говорил, приблизив к ней губы.

– …специалиста, – вслушался Василий в то, что твердил Москвитин, – специалиста, главное, скорей, а то хрен его знает, вдруг сейчас рванет. Да взрывное устройство, я тебе говорю, я ж не слепой – это бомба! Скорей, ребята!