Повелитель тьмы: Возвышение Дарта Вейдера

Из-за того, что его родной мир был излишне политизирован, Бейл был вынужден вести себя весьма осмотрительно, находясь в галактической столице — где он когда-то слыл защитником притеснённых народов и являлся одним из ключевых членов Комитета Лоялистов — тех, кто сохранял верность конституции и Республике в её исходном состоянии.

Бейл был весьма здравомыслящей фигурой — одним из горстки сенаторов, мучимых дилеммой, как сохранить верность канцлеру, но не оступиться от борьбы за свои идеалы; и он довольно быстро понял, что без прений перемен не добиться. Как результат, он то и дело полемизировал с Верховным канцлером — на заседаниях Сената или приватно в канцлерском офисе — по вопросам, затрагивающим неуклонный рост полномочий Палпатина и столь же неуклонное сокращение количества личностных свобод.

И лишь когда в Войне клонов случилась внезапная и довольно шокирующая развязка, Бейл наконец осознал: всё то, что он принимал за политическое маневрирование Палпатина, в действительности являлось ни больше ни меньше чем вдохновенной махинацией — злодейской интригой, призванной оттянуть конец войны и настолько измотать джедаев, чтобы они сами потребовали от него прекратить боевые действия сразу после гибели графа Дуку и генерала Гривуса. Теперь Палпатин мог не просто объявить их предателями Республики, но и возложить на них вину за разжигание конфликта и преследование собственных корыстных целей — и тем самым приговорить к высшей мере наказания.

С тех самых пор Бейл Органа был вынужден вести на Корусканте — в Центре Империи — куда более рискованную игру, чем раньше: ведь теперь он знал, каким опасным противником в действительности является Палпатин, — многие даже и представить не могли, насколько опасным. И хотя сенаторы Мон Мотма и Гарм Бел Иблис ждали, что он присоединится к их попыткам сформировать тайное движение сопротивления, одно обстоятельство заставляло Бейла держаться тише воды, ниже травы, и быть преданным Палпатину как никогда.

Этим обстоятельством была Лея. И страхи Бейла за её сохранность только усилились, с тех пор как он наткнулся на Корусканте на Дарта Вейдера.

Об этой встрече Бэйл рассказал лишь Реймусу Антиллесу, капитану своего консульского корабля «Быстроходный IV». Антиллесу были вверены во владение дроиды Энакина — протокольный Ц-3ПО и астромех Р2-Д2. Первый из них предварительно подвергся чистке памяти, дабы сохранить в тайне истинное происхождение близнецов Скайуокеров.

Оба, Бейл и Реймус, задавались одним и тем же вопросом: неужели Вейдер и в самом деле Энакин Скайуокер?

Основываясь на том, что рассказывал им Оби-Ван о событиях на Мустафаре, Энакин просто не мог выжить. Но, возможно, Оби-Ван недооценил своего бывшего ученика. Энакин не имел себе равных во владении Силой: возможно, это помогло ему уцелеть?

И что тогда: неужели Бейл растит теперь ребёнка, отец которого до сих пор жив?

И какие здесь могут быть альтернативы? Что Палпатин — то есть Сидиус — нашёл себе какого-то нового ученика и тоже нарёк его Дартом Вейдером? Что чудовище, которое Бейл видел на посадочной платформе, — лишь дроид, выстроенный на останках Энакина, наподобие того же генерала Гривуса?

Но если это так, стали бы штурмовики вроде Эппо столь беспрекословно внимать распоряжениям этого существа, пусть даже Сидиус выдал им прямой приказ?

Вопросы без ответов продолжали терзать Бейла, и события этого дня — пикеты у дворца — лишь усугубляли его теперешнее положение, представляя в не слишком выгодном свете на Корусканте и усиливая беспокойство за безопасность Леи.

Даже без посторонней помощи Палпатин был в состоянии смять любого, кто рискнул бы встать у него на пути. И тем не менее, он продолжал перекладывать грязную работу на плечи других, не желая пятнать свой образ великодушного диктатора. Чтобы издавать наиболее жёсткие директивы, у него имелись региональные губернаторы, а чтобы приводить эти директивы в исполнение — штурмовики.

Организаторы пикета заверили Бейла, что демонстрация будет исключительно мирной, и всё же он подозревал, что Палпатин непременно должен был внедрить в толпу своих шпионов и профессиональных агитаторов. Массовые беспорядки стали бы отличным предлогом для ареста всех диссидентов и предполагаемых смутьянов и издания новых указов, от которых путь беженцев домой стал бы ещё более тернистым.

При таком масштабном притоке кораблей с близлежащих миров было просто невозможно отследить всех потенциальных имперских агентов и провокаторов. А даже если бы и был способ выявить их в толпе, Бейл только сыграл бы на руку Палпатину, наложив какие-либо ограничения на перемещение кораблей во внутрисистемном пространстве. И отдалил бы от себя беженцев и их пылких сторонников, которые воспринимали Алдераан как последний оплот свободы.