Повелительница сердца шейха

— Мы для вас ничего не значим, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос не звучал жалко. — Мы — всего лишь простые граждане. Папа без сознания, а значит, он ничего не видел. А у меня не так уж много друзей, так что мне все равно некому рассказать. Ваша тайна — в полной безопасности. А если я случайно что-то сболтну, можете приехать в Англию и арестовать меня… ваше величество, — добавила Шарлотта для пущей убедительности.

Наступило долгое и напряженное молчание. Его ладонь, сжимавшая ее руку, оставалась обжигающе безжалостной. Шейх не собирался ее отпускать.

Шарлотту охватило негодование, которое стремительно перерастало в гнев. Нет, он не может так поступить. Он не имеет права удерживать ее здесь. Он не смеет прикасаться к ней так, как сейчас, и уж точно не должен держать ее в плену. Она не допустит этого.

Полная решимости, Шарлотта посмотрела на шейха.

— Если вы отпустите нас сейчас, я не скажу журналистам, что меня держали здесь против воли.

— Вы либо очень храбры, либо очень глупы, — мягко произнес шейх, — и я не могу решить, какой версии отдать предпочтение.

Щеки Шарлотты вспыхнули, но она не отвела взгляда. Вероятно, угрожая монарху, она поступает глупо, но разве у нее есть выбор? Она не хотела, чтобы отец пострадал из-за ее ошибки.

Он получил опеку над ней после тяжелого развода с ее матерью, и Шарлотта не хотела, чтобы отец сожалел об этом, хотя он наверняка уже пожалел. Если бы она не сбежала тогда из дома и родители не были вынуждены вызвать полицию, что повлекло за собой массу последствий, может быть, все и обошлось бы. Но на следующий день после ее побега мать объявила, что все кончено, и отец ушел из дома вместе с Шарлоттой.

После этого случая Шарлотта стала примерной дочерью. Никогда больше не убегала, не доставляла хлопот. Старалась интересоваться всем, что интересовало отца, а позже, когда выросла, стала его помощницей, взяла на себя все организационные вопросы и на работе, и дома. А теперь из-за нее отец навсегда угодит в неволю.

Шарлотта снова начала задыхаться, сердце билось, как после стометровки. И все же она постаралась сохранить спокойствие.

— Каков будет ваш ответ? — Она приподняла бровь, стараясь говорить так, словно спросила, не хочет ли он выпить чашку чая, а не пригрозила дипломатическим инцидентом.

Шейх ничего не сказал, просто смотрел, как она пытается выдернуть пальцы из-под его ладони. Его кожа была горячей, как раскаленный металл, такой же жар пылал в его беспощадных глазах цвета дымчатого кварца.

Она разозлила его, это было ясно, и ей следовало бы ужаснуться этому. Шейх стоял очень близко, огромный, сильный и очень мощный, и все же в его пламенном взгляде было что-то такое, от чего перехватило дыхание.

Шарлотта не совсем понимала, что это такое, но инстинкт подсказывал ей, что у нее есть некая сила, способность влиять на шейха. Адреналин забурлил в венах, ей захотелось проверить, как далеко она может зайти, и это было совсем на нее не похоже. Обычно она бежала от волнений и проблем, а не нарывалась на них.

На мгновение Тарик сжал своими стальными пальцами ее руку, затем отпустил и, поднявшись во весь рост, навис над ней.

Шарлотта все еще чувствовала жар его пальцев, будто они отпечатались на ее коже, хотелось спрятать руку за спину или в карман. Но спрятаться от него она была не в силах.

Его глаза блеснули, будто он понял что-то, чего она не понимала, и это заставило ее покраснеть.

— Это, мисс Деверо, называется угрозой. А я уже говорил вам, что не очень хорошо реагирую на угрозы.

Шарлотта открыла рот, чтобы возразить, но сердце ее бешено заколотилось в груди. Должно быть, он что-то сделал, нажал какую-то кнопку на своем столе, потому что двери открылись и вошли охранники. Тарик резким тоном отдал приказ, смысл которого Шарлотта не поняла, и ее тут же окружили.

Она с трудом сглотнула.

— Так вот как вы обращаетесь с гостями в своей стране. Охранники отведут меня обратно в камеру?

— У нас в стране нет «гостей», мисс Деверо, и вы не вернетесь в камеру.

Шейх перевел свирепый взгляд на охранников, кивнул им, и Шарлотту тут же вывели из комнаты.

Тарик, охваченный холодной яростью, расхаживал взад-вперед перед окном своего кабинета.

Давно он так не злился. Прошло уже много времени с тех пор, как кто-либо угрожал ему. Да еще так, как эта маленькая англичанка, — холодно, вежливо и прямо в лицо.

Как она посмела угрожать правителю страны? Она смотрела на него своими большими голубыми глазами, жалобными, умоляющими, как будто его сердце было милосердным, а не холодным как камень. А потом она положила руку ему на плечо, будто он обычный человек…

«Ты и есть обычный человек, — напомнил себе Тарик. — Ты просто злишься, что реагируешь на нее так же, как на Кэтрин».