Повелительница снов

Страсть к продаже так захватила Сережку, что он выгодно продал даже их общий с Варькой велосипед, который они когда-то полгода просили у родителей. Зимой, когда Варя ездила в командировку в Москву по своим заявкам на изобретения, Сережка дал ей деньги на шампуни и кремы. Давясь за кремами в столичных очередях, Варя думала, что у брата, наверно, появились девушки, поэтому он для них и заказал столько подарков. Но все, что привезла Варька, брат, не дрогнув, продал однокурсницам. Время какое-то начиналось другое, поэтому Варя не осуждала брата. Ей вообще жаловаться на него было не за что. Хотя у нее и не было сейчас ухажера, брат старался скрасить его отсутствие, покупая ей на свои деньги мороженное, ириски, колготки там всякие. Торгуя полулегально на рынке косметикой, он неизменно что-нибудь прикупал и для Варьки. И она полностью доверялась его опыту и вкусу. Он гораздо лучше ее понимал, что ей следует носить, а к чему даже присматриваться не стоит.

Фильмы они оба предпочитали зарубежного производства, потому что отечественное кино снималось в этот период, в основном, про творческих, ищущих личностей, у которых в жизни есть большая, иногда непонятная простому народу, цель. Поэтому сам сюжет строился вокруг того, сколько хлопот доставляет главному герою народ, как он мешает ему в воплощении его целей, будь то строительство фонтанов в каждой привокзальной дыре или заводов-гигантов в чистом поле. Люди мешали геологам, дорожникам, космонавтам и рыбакам, но особенно они мешали разведчикам. Конечно, в целом народ оценивался достаточно положительно, но Варька со своей аспирантурой после этих фильмов острее чувствовала собственную жизненную незначительность и ненужность. И потом она так хорошо знала с самого детства, как мешает жить окружающему ее народу.

Заграничные фильмы удивительно много давали ей в сравнении с отечественными. Ее вдохновляло самоуважение главных героев. Причем, чем вреднее для общества была профессия героя фильма, тем больше самоуважения выявляли его эффектные пробежки по экрану. А под конец он обязательно заставлял уважать себя всех - от полицейских и ярко накрашенных актрис, до разинувших рот кинозрителей.

За неимением велосипеда, Варька иногда по привычке каталась на трамваях. Но она оставила это занятие после того, как ее с несколькими лицами трудоспособного возраста среди дня ссадил с трамвая наряд милиции. И долго еще молодой стеснительный милиционер выяснял в районном отделении, почему она в будний день, в рабочее время загружает собой общественный транспорт.

Летом Варька навестила некоторых своих старых учителей. Клара Семеновна долго не узнавала ее, выглядывая из-за дверной цепочки. А потом за чаем все спрашивала, в какой колонии сидела Варька. Ангелина Григорьевна угощала ее пышными пирогами с капустой, рассказывая про девочек из старого класса. Они, оказывается, после школы почему-то предпочитали навещать ее, а не Валентину Семеновну, которая даже жаловалась ей на них в магазинной очереди. Узнав у Ангелины адреса девочек, Варя навестила и их, с удивлением отметив для себя одну странную деталь. Радостно визжащие молодые женщины, когда-то дружно испортившие ей юность комсомольским задором, совершенно не помнили этого. Они вспоминали только какие-то общие моменты про сбор макулатуры и походы в кино. Странность заключалась не только в этом, но и в том, что, искренне радуясь ее появлению, они были уверены, что она училась с ними до десятого класса.

"А помнишь, как мы сидим на биологии в девятом классе..." - взахлеб вспоминали они. Как же она их действительно достала за семь лет совместного обучения, как же въелась она им в душу, что они помнили даже ее платье на выпускном вечере, на котором она никак не могла быть...

А некоторых давних друзей, с кем она в детстве играла в войну во дворе, заросшем бузиной, она навестила на кладбище. Они все-таки добрались до своей войны в чужом краю с палящим солнцем. На их могилах не разрешали тогда указывать, что ребята погибли в Афганистане, не позволяли помещать на памятниках их последние фото в солдатской форме, поэтому ребята так и смотрели на нее со своих могил со старых снимков в гражданском, такими, какими она их хорошо помнила. Могилы Афони и Костыля были ухоженными, а последний приют Клевкина она нашла с трудом в зарослях одичавшей акации. Прибрав его могилу, она, выставив стакан и для Клевкина, выпила и помянула его. И только сейчас она, наконец, поверила, что его уже нет, что никогда он не приедет за ней в огромный чужой город, где ей так плохо одной.