Поверхностное натяжение

– И тем не менее мы здесь, – перебил ла Вентура мрачно. – И никуда отсюда не денемся. Фил сказал мне, что в термокамерах не уцелело ни одного эмбриона, значит, создать здесь жизнь по обычной схеме мы и то не можем. Нас закинуло в мертвый мир, а мы еще тщимся к нему приспособиться. Интересно, что намерены пантропологи сотворить с нашими непокорными телесами – приспособить к ним плавники?

– Нет, – спокойно ответил Шавье. – Вам, Пол, и мне, и всем остальным предстоит умереть. Пантропология не в состоянии воздействовать на взрослый организм, он определен вам таким, какой он есть от рождения. Попытка переустроить его лишь искалечила бы вас. Пантропология имеет дело с генами, с механизмом передачи наследственности. Мы не можем придать вам плавники, как не можем предоставить вам запасной мозг. Вероятно, мы сумеем заселить этот мир людьми, только сами не доживем до того, чтобы убедиться в этом.

Пилот задумался, чувствуя, как под ложечкой медленно заворочалось что-то скользкое и холодное.

– И сколько вы нам еще отмерили? – осведомился он в конце концов.

– Как знать? Быть может, месяц…

Переборка, что отделяла их от других отсеков корабля, разомкнулась, впустив сырой соленый воздух, густой от углекислого газа. Пятная пол грязью, вошел Филип Штрасфогель, офицер связи. Как и ла Вентура, он остался сейчас не у дел, и это тяготило его. Природа не наградила Штрасфогеля склонностью к самоанализу, и теперь, когда его драгоценный ультрафон вышел из строя и не отвечал более на прикосновения его чутких рук, он оказался во власти собственных мыслей, а они не отличались разнообразием. Только поручения Шавье не давали связисту растечься студнем и впасть в окончательное уныние.

Он расстегнул и снял с себя матерчатый пояс, в кармашках которого, как патроны, торчали пластмассовые бутылочки.

– Вот вам новые пробы, док, – сказал он. – Все то же самое, вода да слякоть. В ботинках у меня настоящий плывун. Выяснили что-нибудь?

– Многое, Фил. Спасибо. Остальные далеко?

Штрасфогель высунул голову наружу и крикнул. Над морями грязи зазвенели другие голоса. Через несколько минут в пантропологическом отсеке собрались все уцелевшие после крушения: Солтонстол, старший помощник Шавье, румяный и моложавый, заведомо согласный на любой эксперимент, пусть даже со смертельным исходом; Юнис Вагнер – за ее невыразительной внешностью скрывались знания и опыт единственного в экипаже эколога; Элефтериос Венесуэлос, немногословный представитель Совета по освоению, и Джоан Хит, гардемарин – это звание было теперь таким же бессмысленным, как корабельные должности ла Вентуры и Штрасфогеля, но светлые волосы Джоан и ее стройная, обманчиво инфантильная фигурка в глазах пилота сверкали ярче, чем Тау Кита, а после катастрофы, пожалуй, ярче самого земного Солнца.

Пять мужчин и две женщины – на всю планету, где и шагу не сделать иначе, чем по колено, если не по пояс в воде.

Они тихо вошли друг за другом и застыли, кто прислонившись к стенке в углу, кто присев на краю стола. Джоан Хит подошла к ла Вентуре и встала с ним рядом. Они не взглянули друг на друга, но ее плечо коснулось его плеча, и все сразу сделалось не так скверно, как только что казалось.

Молчание нарушил Венесуэлос:

– Каков же ваш приговор, доктор Шавье?

– Планета отнюдь не мертва, – ответил тот. – Жизнь есть и в морской, и в пресной воде. Что касается животного царства, эволюция здесь, видимо, остановилась на ракообразных. Самый развитый вид, обнаруженный в одном из ручейков, напоминает крошечных лангустов, но этот вид как будто не слишком распространен. Зато в озерцах и лужах полным-полно других многоклеточных низших отрядов, вплоть до коловраток, включая один панцирный вид наподобие земных Floscularidae. Кроме того, здесь удивительное многообразие простейших – господствующий реснитчатый тип напоминает Paramoeciiim, плюс различные корненожки, вполне естественные в такой обстановке жгутиковые и даже фосфоресцирующие виды, чего я никак не ожидал увидеть в несоленой воде. Что касается растений, то здесь распространены как простые сине-зеленые водоросли, так и намного более сложные таллофиты – но, конечно, ни один из местных видов не способен жить вне воды.

– В море почти то же самое, – добавила Юнис. – Я обнаружила там довольно крупных низших многоклеточных – медуз и так далее – и ракообразных величиной почти с омара. Вполне нормальное явление: виды, обитающие в соленой воде, достигают бо́льших размеров, чем те, что водятся в пресной. Ну, и еще обычные колонии планктона и микропланктона…

– Короче говоря, – подвел итог Шавье, – если не бояться трудностей, то выжить здесь можно…

– Позвольте, – вмешался ла Вентура. – Вы же сами только что заявили мне, что мы не выживем ни при каких обстоятельствах. И вы имели в виду именно нас семерых, а не генетических потомков человечества – ведь термокамер и банка зародышевых клеток более не существует. Как прика…