Поверженные буквалисты. Из истории художественного перевода в СССР в 1920–1960-е годы

В двух предыдущих строфах Байрон говорит о мировых катаклизмах, о Кювье, об ископаемых мамонтах и «крылатых крокодилах» (winged crocodiles). В этой строфе он иронически переходит к другому «чудищу», королю Георгу IV, которого откопают через сотни веков на тогдашнем Востоке (мамонтов ведь находят во льдах восточной Сибири, а отклонение земной оси способно сместить румбы компаса); чтобы обосновать изумление будущих людей перед этим «чудищем», Байрон вводит тему измельчания людского рода. Всё ясно, если брать строфу в контексте.

Я перевожу так:

Вдруг будет выкопан Георг Четвертый! – ТутВсе выпучат глаза на новом том Востоке:Чем сыт был зверь такой?! (Он измельчает – люд;Мир вырождается, когда подходят сроки:Ведь размножение весьма тяжелый труд;

Всё тот же матерьял и те же всё истоки, —Ну и мельчает всё. Пожалуй, человек —Лишь гробовой червяк, что гложет мертвый Век.

Кашкин подчеркивает, якобы не понимая, слова «на новом том Востоке» (точно по оригиналу), «он измельчает – люд» (абсолютно русский оборот), и наконец всю последнюю строку: ему, очевидно, «непонятно», кто кого гложет. И всё это для того, чтобы написать:

Теснота и косноязычие здесь обессмысливают текст (231,2, 2).

В чем же «теснота» и где «косноязычье»?

Читатель по достоинству оценит эту «оценку»… Дальше. Кашкин пишет:

Простая мысль Байрона, что Беркли в своей философии превращает вселенную в сплошной вселенский эгоизм

[подчеркнуто здесь мною. – Г. Ш.], в передаче Ш становится сплошной абракадаброй (231, 2, 5).

Прежде всего, укажу кандидату филологических наук, что Байрон такой глупости не говорит. Он говорит об ЭГОТИЗМЕ (= солипсизму), а не об эгоизме[118].

Это не однозначные понятия, что известно каждому студенту философских наук. Неужели Кашкин никогда не раскрывал «Материализм и эмпириокритицизм» В.И. Ленина, где блестящие страницы отведены Беркли и берклеанству?..

Вот что говорит Байрон (XI, 2):

What a sublime discovery’t was to make theUniverse universal egotism,That all’s ideal – all ourselves! I’ll stake the

World (be it what you will) that that’s no schism.Oh Doubt! – if thou best Doubt, for which some take Thee,But which I doubt extremely – thou sole prismOf the Truth’s rays, spoil not my draught of spirit!Heaven’s brandy, though our brain can hardly bear it.

Дословно:

Что это было за возвышенное открытие – сделатьВселенную универсальным эготизмом,

Где всё идеально, всё – мы сами! Я ставлю (о заклад)Мир (будь он всё, что вам угодно), что это – не схизма.О Сомнение! – если ты то Сомнение, за которое многие тебя принимают,Но в чем я весьма сомневаюсь, – ты, единственная призмаДля лучей Истины, не отнимай моей тяги к духу,К этой небесной водке, хоть наш мозг с трудом выносит ее.

Здесь играют слова universe-universal, brandy-brain; слово spirit означает и «спирт», и «дух», что дает основание Байрону называть «идеальное» «небесной водкой».

Как видим, строфа весьма сложна в оригинале, синтаксически очень многослойна, трудна интонационно (заметим, что в 1-й и 3-й строках на рифму выдвинут артикль, в произнесении неотделимый от существительного). Что же удивительного в том, что такая конструкция не под силу некоторым – скажем вежливо – умам?

В моем переводе строфа звучит так: