Поверженные правители

Когда Мунда отмылась, то есть отмылась настолько, насколько позволяли обстановка и общество, я заставил ее вглядеться в мерцающую поверхность.

— Что ты видишь там? В глубине?

Она старательно вглядывалась, потом покачала головой.

— Ничего. А разве там что-то есть? — добавила она, покосившись на меня. — Что видишь ты?

— Старого друга, — сказал я ей. — И не только, по правде сказать. Не только старого друга. Там внизу целый мир, дивное место, раскинувшее подземные потоки, ведущие к Извилистой и от нее. К твоей дорогой Нантосвельте.

И снова Мунда прилежно всмотрелась, так сильно перегнувшись через каменную ограду, что одна из троицы предостерегающе заворчала.

— Ничего, — с досадой повторила девочка. — На что ты намекаешь, кроме того, что у тебя глаза и ястреба, и рыбы?

Три женщины рассмеялись ее словам.

— Когда Ниив, одаренная большой силой в чарах и волшебстве, впервые заглянула вниз, то тоже многое увидела. Не так много, как я, но многое. Теперь не может, разве что потратив большую часть своей силы.

— Так ты говоришь, оно померкнет? Мое зрение померкнет?

— Я говорю, что так может быть. А может, и нет. Я говорю, что этим даром надо пользоваться разумно, такой дар и способность не разбрасывают зря. Поступай так, словно он может исчезнуть в любую минуту! За время, проведенное на Альбе, я узнал, что редко сразу две женщины обладают имбас фораснай. Дар, как уже давно мною проверено, истощается от использования.

Мунда глянула на меня с озорными искорками в глазах:

— Все говорят, что ты очень скуп на свои чары.

— Так говорят уже не первый век.

— Ты бы мог сделать моего отца вождем вождей, стоило тебе только захотеть.

— Я не могу. Это правда. А даже если бы и мог, не стал бы. Не слушай разговоров утэнов Урты. Они только дразнят тебя. От них больше бед, чем от Ниив. Или от тебя, если на то пошло.

Тут она торопливо спросила меня:

— А кто тот старый друг там, внизу?

Вопрос застал меня врасплох, и я открыл рот прежде, чем обдумал, стоит ли отвечать:

— Арго.

— Арго? Тот красивый корабль? — обрадовалась она и снова заглянула в глубину колодца, высматривая мачту, дубовую палубу, хоть что-нибудь, и отошла, разочарованная.

— Хотела бы я знать, что именно он там делает?

Я отвел девочку подальше от внимательно прислушивавшихся женщин. Мунда тихонько продолжала:

— Прямо там, под нами?

— Нет. Прячется где-то в реках. Он сердит и чем-то растревожен. Думаю, он собирается с мыслями — насколько корабль может собираться с мыслями.

Девочка три раза хлопнула в ладоши, сосредоточенно раздумывая.

— Проделать такой путь, чтобы спрятаться! У него есть тайна. Плохая тайна.

— Я думаю, ты права.

— Ты собираешься рассказать моему отцу?

— Придется теперь, раз уж я проболтался перед этими женщинами. Но не раньше, чем я сам найду Арго и задам ему несколько вопросов.

— Я тоже буду молчать. Клянусь своим зрением! — добавила она, проказливо улыбаясь.

— Спасибо.

Перемены витали в воздухе: мощное присутствие, невидимое, неощутимое, но несомненное. И надвигались они не только с запада. Тауровинда была окружена со всех сторон, однако в крепости все шло как обычно. На рассвете поднимали шум собаки и петухи. Принимались пыхтеть и визжать меха кузниц, с первым светом над холмом разносился звон молота по железу, беспорядочный неземной звон.

Вокруг холма равнина шевелилась, вздымалась, растягивалась от крепости и снова съеживалась. Или так лишь казалось в обманчивом утреннем свете? Темный лес на востоке виделся ближе обычного, но, когда вставало солнце и проступала зелень, лес оказывался на прежнем месте.

Я провел ночь на восточной сторожевой башне, размышляя над словами Мунды:

Мой брат нас погубит.

Что она хотела сказать? Что видела?

Я вижу мрак. Я вижу потоп.

Мой брат захочет этому помешать. Я должна остановить его.

Я не видел смысла в этих словах, и никакое прозрение не позволило бы мне испытать то, что она испытала. Нельзя отрицать, что она спорила с братом. Очевидно было, что они идут по разным тропам. Но почему «погубит»?

Когда они вдвоем вернулись, испуганные и озадаченные, от пристанища Всадников Красных Щитов, именно Мунда объявила, что призраки не угрожают землям ее отца. Кимон негодовал и опасался. Но он однажды уже помог отправить их восвояси и сделает это снова. Так он держался. Тауровинда была его и только его наследием. Он был высокомерным и гордым. Конечно, он понимал опасность, но готовность к бою была в его сердце, если не в крепости с ее малочисленными защитниками. Он и не думал губить собственную твердыню.

Меня отвлек шум, поднятый всадниками. Снизу кричали, требуя открыть восточные ворота. Я увидел внизу Мунду, выезжавшую из крепости под охраной двух копейщиков. Она, верно, знала, что я на башне, поскольку взглянула вверх и как будто улыбнулась.