Поверженный Рим

Бывший дукс Магнум Максим до того привык к своему новому званию, что даже наедине с собой иначе как «божественным Максимом» себя не называл. После того как комиту Андрогасту удалось привлечь на сторону новоявленного императора легионы покойного префекта Меровлада, никто в свите Максима уже не сомневался в его окончательной победе над Феодосием. Армия Максима едва ли не вдвое превосходила по численности фракийские легионы. Горячие головы, вроде патрикия Феона, назначенного комитом финансов, призывали императора к походу на Константинополь. По их мнению, Феодосий уже потерял доверие не только военных, но и гражданских чинов. При этом Феон и его сторонники кивали обычно на светлейшего Пордаку, который на днях перебежал в лагерь императора Максима. Да ладно бы речь шла об одном Пордаке, так нет же, вместе с ним Феодосия покинул и комит агентов Перразий, еще недавно бывший доверенным лицом владыки Константинополя. Но если Перразий, человек мрачный и нелюдимый, на вопросы заинтересованных людей лишь пожимал плечами, то Пордака охотно делился с чиновниками из свиты Максима своими впечатлениями о Феодосии и его окружении. По словам Пордаки выходило, что магистр пехоты константинопольцев, сиятельный Лупициан, давно уже выжил из ума. Что квестор Саллюстий, едва ли не главный советчик Феодосия, этим самым умом никогда не обладал. И что сам Феодосий тяжко болен и, возможно, не протянет и месяца. По мнению Пордаки, соправитель покойного Грациана совершил три роковых ошибки в своей жизни. Во-первых, когда поддался на уговоры знакомых и принял императорские инсигнии из рук фламина Паулина, во-вторых, когда под воздействием епископа Нектария перешел в христианство, и в-третьих, когда отменил культ императора, выбросив тем самым краеугольный камень из величественного здания империи. Этим своим заявлением Пордака заслужил расположение верховного жреца храма Юпитера, префекта Рима патрикия Никомаха и всей языческой партии, которая подбивала императора Максима вернуть в здание сената алтарь Победы и восстановить государственное субсидирование религиозных празднеств, которые на протяжении столетий сплачивали население Римской империи. К сожалению, Максим медлил с выполнением этих вполне законных требований своих горячих сторонников, что многими расценивалось как нерешительность и желание договориться с христианами. Однако епископ Амвросий, однажды давший слабину, сейчас выжидал, не желая, видимо, связывать себя обязательствами до окончательного разрешения спора о власти между Максимом и Феодосием. Справедливости ради надо сказать, что в свите Максима имелись люди, призывавшие императора договориться с Феодосием о разделе империи на две части. Сам император колебался. Он даже направил своих посланцев в Сирмий, но получил от Феодосия решительный отказ. После чего всем стало ясно, что войны не избежать и пора уже от разговоров и переговоров переходить к решительным действиям. Тем более что армия Феодосия, несколько месяцев стоявшая в Сирмии, двинулась к реке Соме с явным намерением дать отпор божественному Максиму. Пордака во всеуслышание объявил это решение Феодосия трагической ошибкой и призвал Максима дать отпор зарвавшимся константинопольцам.

Под рукой у бывшего дукса было сорок легионов пехоты, по тысяче человек в каждом, десять тысяч клибонариев и пятнадцать тысяч варваров под командованием рексов Придияра Гаста и Верена. Верховное командование император Максим взял на себя, что не вызвало среди его окружения споров. А вот магистром пехоты он почему-то назначил не комита Андрогаста, как предполагали многие, а комита Сальвиана, бесспорно талантливого военачальника, но еще совсем недавно верного приверженца Грациана. А магистром конницы и вовсе стал доселе мало кому известный комит Пергамий, почти всю свою жизнь прослуживший в Британии, а потому плохо разбирающийся в интригах, плетущихся в сердце империи. Чиновники из свиты императора замерли в ожидании грандиозного скандала, но, к удивлению многих, обойденный Максимом высокородный Андрогаст промолчал. Зато в окружении императора распространился слух, что комит Андрогаст вызвал недовольство Магнума Максима завышенными претензиями. Ибо потребовал от императора пост префекта претория, занимаемого совсем еще недавно Меровладом. Высокородный Феон, дабы окончательно прояснить обстановку, обратился за помощью к светлейшему Пордаке, который в последнее время состоял при комите Андрогасте в качестве не то приживалы, не то секретаря. Любезный Пордака охотно откликнулся на просьбу комита финансов и даже пригласил его в свой походный шатер, размерами не уступающий императорскому. По лагерю божественного Максима ходили упорные слухи, что корректор Пордака сыграл роковую роль в судьбе несчастного Грациана и именно в этом кроется причина его поспешного бегства из свиты Феодосия. Но сегодня Феона интересовал не столько сам Пордака, сколько причина разлада божественного Максима с ругом Андрогастом.