Повесть Белкиной

Мы на пароходике, по Москва-реке катаемся, ведь Москва – город-курорт! Можно и покататься. Посмотреть дос-топ-ри-ме-ча-тель-нос-ти. Их в Москве много – за день не объедешь. Мы перемещаемся, не переставляя ног: прекрасная иллюзия движения! Едим вредную пищу. Пьем ядовитую колу. Дышим отравой. Улыбаемся. Говорим: «Мы ненавидим работу с девяти до шести, с десяти до семи, с одиннадцати до как придется!» Мы задыхаемся: «Они же дебилы, дауны!». Мы возмущаемся: «Как можно носить (читать, смотреть, петь, слушать, покупать) эту безвкусицу?» Мы смотрим по сторонам и, тут же забываясь, бросаем окурок в грязную воду.

Нам хорошо. У нас законные выходные. В выходные не нужно выходить «с десяти до шести». Не нужно говорить чужим: «Доброе утро!», «Спасибо!», «Всё в порядке», «До свидания!», «Было приятно!», «До завтра!». Не нужно смотреть слишком долго на чужую жизнь. (Не)умело делая вид, будто мы такие же, как они, и лишь немного отличаемся цветом и разрезом глаз. Иначе нас рассекретят. Расстреляют. Нам безразличны их маленькие радости, нам не понять их печалей.

…Я иду по городу. Тик-так. Ок. Я смотрю на часы, на собак и иногда на людей. Иногда вижу Кремль и представляю Веничку. Иногда вижу Курский, и снова представляю Веничку. Но иногда вижу и Кремль и Курский одновременно, в одном пространстве: тогда становится по-настоящему не по себе. «Тыдра, – говорю. – Дыши глубже!». Г-жа Тыдра достает сигарету, глубоко затягивается, и читает предупреждение Минздрава.

* * *

Сто двадцать третье ноября

Сижу в брестском привокзальном буфете: ужас-ужас. Время суток – темное. И вижу – тьфу! не бывает так! – как будто Галину Ефимовну, ту самую. У нее на носу – прыщ, которым она – Галина Ефимовна – вместо глаз на мир смотрит.

Вот ужас-то! И от этого – весело.

* * *

[Интермеццо. «Г-жа Проза»]

За окном – время года нетрадиционной ориентации. За окном явный «плюс-минус». Полина традиционно сидит за компьютером и слышит, как утекают лучшие ее годики: тик-так, тик-так. Ок. Слышите? Нет? Это старинные ходики Матушки Гусыни – а она слыла еще той сказочницей: так-тик, так-тик! Ок. При случае можно заткнуть уши. Если в доме есть вата. Если есть дом. Если есть вы сами.

Выходов обычно два, думает Полина. Второй – с противоположной стороны. «Я не знаю как быть, у меня два решения», – сомневается Псапфа, и тут же теряется среди других томиков. В которых тоже не знают, к а к.

Полина слишком много думает и слишком мало пишет. Полина слишком умна для того, чтобы быть хотя бы чуть-чуть счастливой. Полина с лишком.

– С чем-чем, позвольте? – переспрашивает Третьего Лишнего Спонтанная Дама, неожиданно отворяющая дверь в комнату Полины: слышно, как в водосточную трубу утекает все лучшее.

– С лишком-с, – отвечает Полина, вяло улыбаясь. Тик-так. Тик-так. Ок.

Полина знает (помнит), что нужно улыбаться. Чаще. Что надо улыбаться, смотрясь в зеркало – перед выходом «в люди». Так-тик. Так-тик. Ок. О, мои университеты! – Да всё это просто Рифмы Матушки Гусыни!

– Рифмы Матушки Гусыни? – Спонтанная Дама пожимает плечами и спрашивает позволения присесть. Полина кивает.

Они долго смотрят друг в друга. Изучают. Сомневаются – сказать, или не стоит. Всегда страшно узнать точную дату, следующую за длинным тире: «1964 – ….». Поэтому Полина молчит. Поэтому молчит Спонтанная Дама. О! Спонтанная Дама может молчать целую вечность. На вид она едва ли старше Письменности, но сохранилась отменно. Полина менее сдержанна – она не может молчать целую вечность. И на вид гораздо моложе Письменности. Полина прерывает молчание – ей ведь непонятно

, Полине! Она пребывает в полном неведении, так скажем, «на предмет обретения какого-либо смысла». Полина так и говорит:

– Я, знаете ли, пребываю в полном неведении на предмет обретения какого-либо смысла. Я, видите ли, подустала… Не подскажете ли маршрут до ближайшей Определенности?

– До ближайшей Определенности? – Спонтанная Дама усмехается и поправляет горностаевую мантию. – Знаете, голубушка, вы не точно формулируете. Я бы и рада подсказать, но этого слова нет в словаре. Попробуйте повторить запрос, переформулировав его предварительно.

Полина поправляет соскочившую бретельку бюстгальтера, и нервно теребит мышку.

– Не может быть! Ну, хорошо… Попробую… Знаете, есть у Дебюсси “Остров радости”. Может быть, вы знаете цены на билет в то тепленькое местечко? Мне нужен остров. Мой остров Радости.

– Ха! – Спонтанная Дама смеется. – Девочка моя, голубушка! Ух, насмешила! Ах-ха-ха! Ох-хо-хо! Ай-яй-яй! – Спонтанная Дама грозит Полине указательным пальцем и продолжает смеяться. – Ах-ха-ха! Ох-хо-хо! Ой, насмешила! Давненько я так не веселилась – в последний раз, пожалуй, когда с Сан Сергеичем едала! Тот весельчак тоже был, умора! Тоже радости хотел, а видишь, как всё…

Полина сдержанно улыбается: