Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1

Рождество. В сочельник суета, суматоха, все злые, а я больше всех. Для чего-то затеяна генеральная уборка, а у меня насморк, вечером петь надо и т. д. Кое-как этот несчастный день дотянулся до вечера. В 5 часов всенощная, потом получили на камбузе «харч» и начали украшать ёлочку. У нас была маленькая, но очень изящная ёлочка на столе. Пришел Дима Николаев, показывал свои фотографии, потом зажгли ёлочку. Делать было нечего, сидели и ели апельсины. Когда свечки догорели, зажгли опять лампы и настроение опять стало самым ультрабудничным. На первый день — еще хуже. Делать нечего, тоска тёмная, если бы у меня не было насморка, то с удовольствием бы начала стирку. Ужасно скучно прошел этот день. К Насоновым приехали гардемарины. У них хоть чего-то ждали, хоть этот приезд выделил 7-е января из числа других дней. Не знаю, завидую я им или нет? Я бы хотела, чтобы к нам приехали наши близкие, письма из Иркутска далеко перенесли мое воображение. Словно из какого-то далёкого странствия я опять вернулась домой.

В пятницу получили очень большую почту. Первое, за что я схватилась, это был журнал «Студенческие годы». Стихи напечатаны[348] хорошо, красиво, опечаток нет, и не так-то уж они плохи по сравнению с другими.

Вечер

Тень упала на белые стены,Косяком уползла в потолок…Завтра синее платье надену,Руки спрячу под теплый платок.Знаю, будет неряшливо платьеИ растрепаны пряди волос.Все равно: в этом сером СфаятеТолько холод, туман и хаос.Дождь стучит в черепичную крышу,Я не слушать его не могу.

В круглом зеркале завтра увижуОчертанья неискренних губ.Тень от полки, где свалены книги,Чернотой неподвижной легла.Знаю, силен мой образ двуликийРазделенной души пополам.Молча день наступающий встречу,Буду ждать перед этим окном,Если надо — веселые речиРазбросаю, не помня о чем.А потом, как всегда, одиноко,В непонятной тоске, не дыша,Над испытанным томиком БлокаЧеловеческой станет душа.

Вечер бросит небрежные бликиВ зачарованную пустоту,И проснется мой образ двуликийВ соловьином, звенящем саду.

* * *

Бьются звенящие градинкиВ красную крышу.В сердце чуть видные ссадинкиНоют всё глуше и тише.Еле заметная трещина,След одинокого горя…Светлая радость обещанаГде-то за морем.

Стертый, затерянный, маленькийПуть мой я сделаю сказкой…Падают звонкие градинкиВ бешеной пляске…

Терцины

Ты говоришь — не опошляй души.Сама душа, ведь пошлая, трепещет.А разум ждет в тоскующей тиши.На сердце холод жуткий и зловещий.И как не слушать шепота земли?На свете есть диковинные вещи.Ползут в морском тумане корабли.Зачем теперь на них смотреть украдкой,Когда в душе все струны порвались?

Ты говоришь: там холодно и гадко.Пусть так. Но это — темный храм.Лампадами горят мои загадки.Все чувства и мечты хранятся там.Пусть нет сокровищ там. Без содроганьяЕго ключей я никому не дам.А я молчу. Хочу великой даниС земли, с травы, с деревьев и с камней,Где цвел мой взгляд наивного незнанья.Да, хорошо не знать! Души моейТогда бы яд не разделил так быстро.Но как не знать тоску весенних дней.Прильнуть к земле, холодной и душистой.

Бедуинка