Повесть о братьях Тургеневых

И Греция в свой трудный час поймет,Что лучше враг, чем друг, который лжет.Пусть так: лишь греки – Греции своейДолжны вернуть свободу прежних дней,Не варвар в маске мира. Царь рабов -Не может снять с народов гнет оков!Не лучше ль иго гордых мусульман,Чем плеть царя, казацкий караван!Не лучше ль труд свободный отдавать,Чем под ярмом у русской двери ждать,В стране рабов, где весь «простой народ»

На рынках продается, словно скот,И где цари свой подъяремный людПо тысячам придворным раздают,Его ж владельцам снится только ширьПустыни дальней – мрачная Сибирь;Нет, лучше в мире бедствовать одним,Лицом к лицу с отчаяньем своим,И гнать верблюда в доле кочевой,Чем быть медведю горестным слугой!

– Это про кого же он? – спросил все тот же генерал.

Потоцкий нервно протянул руку за книжкой. Тургенев отвел книжку, другой рукой опустил руку Потоцкого и читал дальше:

Кто это имя снова произнес,

Что, искупая горечь рабских слез,Звучало там, где голос вечевойПровозглашал свободным род людской?Кто ныне призван в судьи дел чужих?Святой союз, замкнувший все в троих!Но этой троице чужд небесный лик.Как гений с обезьяной не двойник!«Святой союз», в котором здесь сложенИз трех ослов – один Наполеон!В Египте боги лучше: там быки,Там псы по-скотски смирны и кротки:На псарнях, в стойлах знают угол свой,

Там ждет их пойло, сложен корм денной;Скотам в коронах мало корм жевать -Они хотят кусаться и бодать.

Дверь отворилась, и вошел Розенкампф, хмурый и злой. Положив кипу бумаг на стол и видя, что Тургенев не прерывает чтения, подошел и стал слушать. Тургенев читал:

Царь Александр! Вот щеголь-властелин,Войны и вальсов верный паладин!Его влекут: толпы подкупный крик,Военный кивер и любовниц лик;Умом – казак, с калмыцкой красотой,Великодушный – только не зимой:В тепле он мягок, полулиберал, -Он жесток, если в зимний вихрь попал!

Ведь он не прочь «свободу уважать»Там, где не нужно мир освобождать.Как он красно о мире говорит!Как он по-царски Греции сулитСвободу, если греческий народГотов принять его державный гнет!

Тут уже всем стало ясно, и глупому генералу в том числе, что речь идет о русском самодержце. Прямо от перечисления трех «коронованных скотов», собравшихся на конгресс в Вероне, Байрон перешел к сатирической характеристике царя Александра. Розенкампф закряхтел, кашлянул и сказал:

– Прошу занять места, господа! Стихи довольно дерзкие. Как Европу ни благотвори, все равно она благодарности в сердце иметь не будет. Российский государь спас ее – и вот европейский ответ.

– Российский государь породил мысли о человеческой справедливости, он же мечтал об освобождении крестьян, барон, – ответил Тургенев.

– Прошу докладывать по очереди, – предложил Розенкампф.

В скором времени Тургенев не выдержал. Разбиралось скандальное воронцовское дело, в котором один из Воронцовых обманом завладел землею однодворцев и в ответ на их жалобы затеял огромную судебную волокиту. Мордвинов, прерывая чтение письмоводителя, закричал:

– Да ведь такие дела стыдно слушать в Совете, тем более, что они уже решены, – и дал справку о приказе, буквально вырванном у Александра I.