Повесть о братьях Тургеневых

– В спорах Гюго и классиков я на стороне Армана Кареля. Когда газета «Националь» ругательски разругивает господина Гюго с компанией неудачных школьников, я на стороне Кареля. Редактор «Националя» лучше вздорного литератора с трескучими фразами. Нам нужны не стихи, а драма с прозаическим диалогом, драма, способная разбудить общество, испорченное героями прилавка и биржи.

Лабенский подошел к Тургеневу и сунул ему маленькую книжку Кампера о тайных обществах.

– Тебе полезно будет это прочесть, – сказал Лабенский. – Ты не веришь в виновность брата, а между тем Кампер прямо доказывает, что петербургские события четырнадцатого декабря тысяча восемьсот двадцать пятого года были прямым следствием общего карбонарского плана.

Тургенев покачал головой и сказал:

– Не верю. Я покажу тебе дневник моего брата. Ты увидишь его отношение к тайным обществам. Он писал, чтотайные общества невозможны в России.

– Покажи, покажи, – сказал Лабенский и отошел от Тургенева, ворча: – Ну что ломается? Известно, что Николай Тургенев в Эдинбурге сжег все свои дневники!

Александр Иванович задумался, повторяя про себя:

"Хорошо, что я не дал брату сжечь свои дневники двадцать пятого года. Все у меня. Сейчас из Николая не выжмешь ни строчки. А оставшихся бумаг я ему не отдам!"

Разошлись под утро, Бейль шумел по лестнице настолько, что Кювье, провожая гостей со свечкой, просил не будить соседей. Бейль кричал, обращаясь к Мериме:

– Король Карл Десятый объявил смертную казнь за святотатство. Он предписал смещать с должностей всех некатоликов, занимающих ответственные посты. Начинается «новая борьба с гугенотами». Ждите Варфоломеевской ночи!

Он стучал тростниковой тростью по перилам и, весело хлопая Мериме по плечу, говорил:

– Молодец, Клара! Но не слишком ли много риска? В наши дни, когда Карл Десятый готовит Варфоломеевскую ночь ради восстановления феодальных прав дворянства, писать такие книжки, как «Хроника времен Карла Девятого», опасно, дружок!

– Тише, тише, господа, – говорил Тургенев. – Господин Кювье просил не шуметь.

Но дверь захлопнулась, шестеро гостей-попутчиков оказались на улице, и Бейль без стеснения продолжал:

– Вы уверены, конечно, что Мармон и Полиньяк дураки. Мармон герцог Рагузский, отупевший маршал, полоумный губернатор Парижа, он вам покровительствует, но Полиньяк вряд ли вас помилует, если иезуиты шепнут ему одно лишь словечко. В самом деле, вы не довольствуетесь тем, что при Карле Десятом пишете «Хронику времен Карла Девятого», вы жонглируете именем Карла, вы помещаете в «Парижском обозрении» короткую новеллу «Видения Карла Одиннадцатого»! Как это любезно, изобразить Карла Одиннадцатого галлюцинирующим в ужасе, видящим самого себя с отрубленной головой! Согласитесь сами, что между Карлом Девятым и Карлом Одиннадцатым находится как раз Карл Десятый. Попробуйте втолковать, что «Хроника» относится к тысяча пятьсот девяносто второму году, а Карл Одиннадцатый всего лишь шведский, а не

французский король,– все равно, Клара, ваш безумный замысел очевиден!!!

– Да нет же, это случайное совпадение! – говорил Мериме. – Я не Бейль, я никакого отношения не имел к итальянскому карбонарию, я не проводил в палату гренобльского депутата Грегуара, который первый подал голос за арест Людовика Шестнадцатого! На мне нет ни одного политического преступления барона Стендаля!

– Вы парируете ловко, – сказал Бейль. – Кстати, когда увидите Мармона, порасспросите его о русских событиях двадцать пятого года. Я представить себе не мог, будучи с Наполеоном в Москве, что эта страна политически созреет так скоро.

– Вы были в Москве? – спросил Тургенев.

– Да, господин Тургенев. Я вздрагиваю каждый раз, когда вспоминаю виленские морозы. Между прочим, супруги Ансло недавно вернулись из России, где пробыли шесть месяцев на коронации царя.

– Да, я вчера читал брошюру такого же изгнанника, как и мой брат, Якова Толстого «Можно ли узнать страну в шесть месяцев». Написано в ответ на книжку Поликарпа Ансло.

– И я читал Якова Толстого, – сказал Бейль. – Простите неприятный отзыв о вашем соотечественнике. Господин Яков Толстой очень резко отозвался о прекрасной книжке Рабба «Краткий очерк истории России». Русский барин, выросший на крепостных хлебах, не стыдящийся быть рабовладельцем, осмеливается издеваться над Раббом, играя русским значением этой фамилии, раб все таки не «Рабб»! Не правда ли?

– Рабство – это, конечно, позорная вещь для нашей страны, – сказал А.И.Тургенев. – Изгнание моего брата может вам свидетельствовать, что многие не снесли этого позора.

Бейль кивнул головой.

– Я видел господина Николая Тургенева в прошлом году, когда был в Виндзоре.

– Как, вы видели моего брата в Англии?

– Да, мне указали на него мои итальянские друзья, когда он был на прогулке.

Глава тридцать четвертая