Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

Сообщение «Мы идем, чтобы своей гибелью разбудить в Европе человеческие чувства» накануне переправы разослали по всем ведущим редакциям континента, и гибель Христо вместе с отрядом 20 мая стала по факту важнейшей политической победой разгромленного восстания. Статьи и очерки Ботева, до тех пор мало кого интересовавшие, вошли в моду, информацией о трагедиях Панагюриште, Перуштицы, Батака и почти трехсот сел, ставших могилой тридцати тысяч человек, из которых 25 тысяч не брали в руки оружия, запестрели первые полосы газет. По инициативе вставшей на дыбы России — «Русские своих не бросают!» — была создана Международная анкетная комиссия, целью которой стало обследование пострадавших районов Болгарии.

Стамбул, где на уровне министров тоже были шокированы многие, пытался как-то оправдываться, объясняя случившееся «эксцессами исполнителя», виновные в которых понесут наказание. Но звучало это неубедительно, да и никого уже не волновало, ибо дело было сделано.

Мировая общественность на какое-то время обрела смысл жизни в защите «бедных болгар», в громы и молнии включились светочи литературы — от Толстого, Достоевского и Тургенева до Гюго. «Болгарский вопрос» вышел на авансцену, став фактором мировой политики, а отношение среднестатистического болгарина к Порте, до тех пор вполне лояльное, сменилось тупой — на века — ненавистью, чего, собственно, и добивались Ботев с «апостолами», в узком кругу не скрывавшие, что на военную победу своими силами рассчитывать нельзя.

ОТДЕЛЬНЫЕ БОЛГАРЫ С ОСОБЫМ СТАТУСОМ

О предыстории Русско-турецкой войны 1877-1878 годов, одним из следствий которой стало, как известно, освобождение Болгарии, в рамках ликбеза говорить излишне. О серии досадных промахов и промедлений, в связи с которыми время было упущено и полный успех стал частичным (а блестящая победа если и не совсем поражением, то близко к тому), — тоже. Впрочем, фанфары все-таки гремели: как-никак, стояли в десятке километров от Стамбула. Вполне успешно подавили и попытки турецко-помакской партизанщины в северных регионах, и малую войну, устроенную в восточных Родопах черкесами, сознававшими, что пришло время держать ответ за всё.

Тут, правда, пришлось потрудиться. За бандами стояли англичане, и далеко не только в качестве спонсоров: верховным «эмиром» джигитов, лично руководившим их вылазками, стал Джеймс Сен-Клер, бывший британский консул в Варне, выдвинувший требование о передаче Турции районов проживания «мирного национального меньшинства», после чего СМИ Альбиона разразились страданиями в поддержку «национально-освободительного восстания балканских горцев против дикой славянской тирании».

Однако справились и с этим, причем даже без участия русских войск: теперь, когда у болгар тоже были оружие и мало-мальский боевой опыт, отряды еще не родившейся армии при полной поддержке населения быстро расставили точки над i, причем так обстоятельно, что горцы, бросив всё имущество, ушли через турецкий кордон.

Вот только всё это, более или менее легко решаемое, было даже не половинкой беды. Истинная беда общеизвестна: после громоподобного Сан-Стефано[3] великие державы, в пику России, обобрали уже утвержденную мирным договором Болгарию, постфактум нарисовав на карте расселения болгар невнятный «огрызок», к тому же формально входящий в состав Порты.

Всё остальное — южные регионы (со столицей в Пловдиве и специально изобретенным названием «Восточная Румелия») в статусе автономии и западные (Македонию) без всякого статуса — оставили Порте реально. В качестве пояснения прозвучало, что раз в Македонии никакого восстания не было, стало быть, там все всем довольны, — хотя реально восстания не было потому, что более двадцати тысяч македонцев ушли на войну в «центральную Болгарию».

Естественно, после всего, что случилось за истекшие два-три года, воспринято это было как плевок в лицо. Всеми — и «западниками», и «русофилами», и босяками, и чорбаджиями, и в Софии, и в Пловдиве (но особенно, конечно, в Македонии, где турки тотчас начали восстанавливать старые порядки). Так просто обойтись всё это не могло, и когда власти объявили о высылке из Охрида исключительно популярного в крае «бати» — митрополита Нафаниила, стойкого патриота, в годы восстаний и войн формировавшего четы, — не обошлось.