Повесть о черном, белом и красных

У меня остался один полупустой диск, когда казаки приблизились перебежками примерно шагов на двести и кусты закрыли их от меня. Пора было заканчивать. Несколькими заученными движениями я разобрал пулемет, вытащил затвор и отбросил его далеко в сторону. Зачем оставлять врагу исправное оружие? В другую сторону швырнул мешок, а сам отполз шагов на тридцать и притворился большой травяной кочкой. Притворился в самом прямом смысле. Альф тогда не соврал: магия, направленная на себя, прекрасно работала. Я это проверил еще в свою первую ночь в карауле. Да, я больше не смог бы сделать из тролля стог сена, но отвести глаза от себя – ничего сложного. Мой след в траве выглядел так, будто это была моя запасная позиция.

Из-за кустов заорали, значит нашли разобранный пулемет. Потом заметили мешок. Раздался крик: "Туда побежал! Туда!" – и мимо меня промчались трое солдат с винтовками наперевес. Ничего не может быть лучше, чем лежать вот так, прикрывшись иллюзией и улыбаясь слушать, как противники ругаются, обыскивая заросли крапивы.

Потом рядом простучали конские копыта и властный голос задал вопрос. Ему ответили что-то вроде: "Сбежал, собака, ищем!" Увидеть, кто это подъехал, я не мог, потому что любое активное движение сбило бы маскировку, а смотрел я в другую сторону. Зато я видел, что по железной дороге со стороны станции в нашу сторону движется облако черного дыма. Еще пара минут – и я понял, что это тот самый бронепоезд, так напугавший меня недавно. Белые, занятые поисками, его пока что не заметили, а если и заметили, то не обратили внимания.

Мой план мгновенно изменился. Санька рассказывал, как работают орудия, которых на платформах бронепоезда было целых два. Были на нем и пулеметы, причем не ручные, какой я только что бросил разобранным, а станковые, стрелявшие гораздо точнее. Нужно было как-то подать сигнал и способ напрашивался сам.

Оттолкнувшись руками от земли, я вскочил и обернулся. Сидевший на лошади офицер смотрел, как его солдаты матерясь обшаривают холм в безрезультатных поисках. Меня он не видел и видимо очень удивился, когда был выдернут из седла. В следующую секунду я уже был верхом, лошадь испуганно закрутилась подо мной, а потом понеслась вниз по склону. Сзади опять заорали. Хлопали выстрелы, но попасть в меня так никто и не смог. Зато теперь за мной во весь опор неслись несколько всадников. Кто-то из них выстрелил на скаку, но я даже свиста пули не услышал.

Бронепоезд, между тем, останавливался. На платформах вокруг орудий суетились люди. Заметили цель! Отлично! Не успел я как следует обрадоваться этому, как переднее из них выбросило небольшое облачко белого дыма. Земля в нескольких шагах справа взлетела фонтаном вверх, меня вынесло из седла и последнее, о чем я успел подумать, было составление краткой характеристики наводчика на эльфийском с перечислением всех его криворуких и слепых на оба глаза родственников.

Глава двенадцатая

Обучение эльфийскому языку у нас в лагере всегда начинали именно с ругани. Дело в том, что на нём обычная, вроде, бы фраза может являться невероятно оскорбительной для длинноухих. Например "заняться семейными делами" лучше в присутствии эльфа не произносить, если вы не хотите получить врага на всю жизнь. У них много таких “каламбуров” и в таких вещах разведчику надо разбираться, потому что к каждому пленному подход нужен индивидуальный. Многие из них моральные страдания переносят гораздо хуже, чем физические.

Именно тот временный лагерь мне почему-то вспомнился, пока я приходил в себя, глядя в серый от пыли потолок. У нас тоже были палатки, серые от вулканического пепла. Вспомнилось, как утром дежурный кобольд орал: "Подъем! Строиться с мешками!" – и в него летели со всех сторон ботинки.

Так… Меня, похоже, опять продырявили? Я вспомнил взрыв, взлетевшую землю и свой полет наперегонки с лошадью. Потом мы приземлились и лошадь оказалась сверху. Да, это было немножко покруче, чем наш взрывчатый порошок. Но где я теперь? У своих, или у чужих? Глупый вопрос. Здесь всё чужое. Но все-таки: у красных, или меня белые утащили?

Не поворачивая головы, я скосил глаза, но это не дало ровным счетом ничего. Такого же, как и потолок цвета, стены и дощатый пол. Рядом еще одна кровать, но пустая. Место было незнакомым, однако дверь довольно хлипкая, в тюрьмах такую не ставят. Дышать почему-то было тяжело. Я согнул руку и ощутил повязку вокруг груди.

Сразу, как у нас говорят, от задницы отлегло. Повязка – это значит госпиталь. Значит я у красных. И только я об этом подумал, как дверь открылась. Вошел Альф.

– Ну что, доходяга, проснулся наконец? – спросил он, увидев мои открытые глаза. – Силён ты дрыхнуть! Шесть дней прошло, как тебя привезли.

Сказал он это, разумеется, на всеобщем.

– Зато отдохнул, – проворчал я. – Что со мной было?

– Как обычно, весь в дырках и четыре перелома. Долго пришлось с тобой возиться. У тебя ведь природная защита от моей магии, так что работал инструментами. Хорошо, что местное обезболивающее на тебя подействовало, но все равно пришлось ввосьмером держать.