Повесть о доме Тайра

Как раз в это время Главный министр Мороката играл пред государем Го-Сиракавой на лютне и распевал сладкозвучные песнопения. Звенели песни роэй и фудзоку, а дайнагон Сукэката сопровождал пение, постукивая веером в лад поющим. Правый конюший Сукэтоки и царедворец четвертого ранга Морисада перебирали струны цитры и по очереди исполняли песни имаё. Веселье и оживление царили за парчовыми завесами и драгоценными ширмами... Сам государь-инок, подпевая, тоже исполнял стихи-песни. Но при звуках громового голоса Монгаку все сбились с ритма, мелодии оборвались. «Кто там? Гоните его взашей!» — Повелел государь. Молодые придворные, скорые на расправу, наперегонки бросились выполнять приказание и окружили Мон-гаку. «Что ты болтаешь? Ступай прочь!» — крикнул ему Сукэюки, но Монгаку и не подумал повиноваться. «Монгаку не двинется с места, пока не будет пожаловано поместье в собственность храма Божьей Защиты в Такао!» — отвечал он. Сукэюки хотел было вытолкать Монгаку в шею, но тот, перехватив поудобнее свой свиток, с размаху ударил его этим свитком по высокой придворной шапке, сбил шапку с головы, а потом, сжав кулаки, ударом в грудь повалил царедворца навзничь. У Сукэюки растрепалась прическа, и он в самом жалком виде бросился наутек. Монгаку вытащил из-за пазухи сверкавший ледяным блеском меч с рукоятью, обмотанной конским волосом, и встал наизготове, решив поразить каждого, кто посмеет к нему приблизиться. Так бросался он то в одну сторону, то в другую, со свитком в левой руке и с мечом в правой; казалось, будто в обеих руках у него оружие!

— Да что же это? Что это?! — зашумели, всполошились придворные и вельможи. Вечер, посвященный музыке и стихам, был безнадежно испорчен. Во дворце поднялся невообразимый переполох.

В ту пору во дворцовой охране служил самурай Мигимунэ Андо, уроженец земли Синано. «Что случилось?» — воскликнул он, вбегая с обнаженным мечом. Монгаку с превеликой готовностью хотел было броситься на него, однако Андо, как видно, решил, что негоже вступать с монахом в настоящую схватку; повернув меч, он с силой ударил плашмя по руке Монгаку. От такого удара тот на мгновение дрогнул. «Готов!» — крикнул Андо и, бросив меч, схватился с Монгаку врукопашную. Он сгреб Монгаку в охапку, но тот все же успел ударить Андо. Несмотря на удар, Андо продолжал давить Монгаку. Оба не уступали друг другу в могучей силе; так, сцепившись, катались они по полу, и то один подминал противника книзу, то другой. Но тут уж все, кто был во дворце, разом навалились на Монгаку, так что он не мог шевельнуться.

И все же, не помышляя о смирении, Монгаку бранился все сильнее и громче. Его выволокли за ворота и передали в руки стражников Сыскного ведомства. Те наложили на него путы и потащили прочь, а он, встав на ноги и устремив свирепый взор на дворец, громовым голосом крикнул:

— Ладно, не хотите жертвовать на восстановление храма, и не надо, но за что столь несправедливое, жестокое обращение? Знайте же, все три мира вселенной станут для вас геенной огненной! Пусть это дворец самого государя, все равно, ему тоже не избегнуть огненной кары! Пусть в гордыне своей он кичится императорским троном, осиянным всеми Десятью добродетелями, все равно, когда настанет час сойти в подземное царство, придется ему принять мучения от служителей с конскими и бычьими головами, что стоят у врат преисподней, не удастся избегнуть муки! — так кричал он, увлекаемый стражами, метался и вырывался.

— Дерзкий монах! — прозвучало августейшее слово, и Монгаку тут же заключили в темницу.

Вельможа Сукэюки, у которого Монгаку сбил шапку с головы, от стыда некоторое время не являлся на службу, а самурая Андо в награду за то, что одолел он Монгаку, сразу назначили помощником Правого конюшего, минуя должность старшего самурая дворцовой стражи.

Тем временем по случаю кончины государыни Бифукумонъин объявили помилование, и Монгаку освободили. Ему бы отправиться куда-нибудь в дальний храм продолжать свое послушание, а он, позабыв о молитвах, опять принялся бродить по свету со своим свитком, и при этом твердил слова одни страшнее других:

— Ох, не сегодня-завтра начнется кровавая смута в нашем греховном мире! Погибнут и господа, и вассалы!

«Оставить этого монаха в столице — покоя не будет! — решили власти. — В ссылку его, да подальше!»

И Монгаку сослали в край Идзу.

В те годы правителем земли Идзу был Накацуна, старший сын Еримасы. По его указанию Монгаку отправили морем, вдоль Токайдо — Восточной Приморской дороги. Под надзором нескольких младших стражников Сыскного ведомства доставили его сперва в Исэ.

— Когда в ссылку отправляют монаха, обычай позволяет кое в чем оказать ему снисхождение, — сказали стражники. — Слушай, святой отец, велика твоя вина, за что и назначили тебе ссылку, но, может быть, у тебя все же найдутся какие-нибудь знакомцы? Попроси, пусть снабдят тебя в дорогу едой и какими-нибудь дарами!