Кровля в прорехах —обрушилась черепица.Вместо курений —туман день и ночь клубится.Вместо дверей —только черный проем зияет.Вместо огней —неизменно луна сияет…Не о таких ли местах сложены эти строчки?В старом, заглохшем садуподнялись непролазные травы.Ивы ветвями сплелись.из шиповника встали заставы.Тинистый пруд одичал,и парчой одеяний старинныхПереплетения трав,колыхаясь, блестели в глубинах.На небольшом островкевозвышалась сосна вековая.Грозди глициний к ветвямпротянулись, сосну обвивая.Краше, чем ранней весной,розовели прибрежные вишни.Желтые розы цвели,распускаясь привольно и пышно.Вдруг прозвучал в тишинеклич кукушки из облачной дали —Будто бы птица давноожидала приезд государя…И государь, окинув взглядом эту картину, вспомнил стихотворение:Цвет роняют с ветвей подступившие к берегу вишни —и на глади пруда красотою новой блистаютлепестков опавших соцветья…Затем государь обратил взор к жилищу императрицы. За кровлю цеплялся вьюнок в цвету, а крыша поросла травой воспоминаний — синобу вперемешку с травой забвения. Невольно вспоминались здесь строчки:
Ларь из бамбукадавно уж стоит пустой.Пересыхает тыквенная бутыль.Двор Янь Юанязарос травой-лебедой[638].Дом в запустенье,повсюду лишь грязь да пыль.У Юань-сянараспахнута настежь дверь[639].В рост перед неюподнялся чертополох.Ливень да градзачастили сюда теперь.Доски порогаукрыл нетронутый мох…Кровлю из дранки простойповсеместно усеяли дыры.Было в убогом домунеуютно, и зябко, и сыро.Вместе с лучами луныздесь гостили дожди да туманы.Ложе кропила роса,снег да иней являлись незванны.Горы с одной стороныподпирала стеною лачуга.Дол расстилался с другой,гнулись травы зеленого луга.Ветер, с далеких вершинк побережью под вечер летящий,Мерно листвою шуршалв низкорослой бамбуковой чаще.В хижине грубый бамбукстал подпоркой непрочным стропилам.Жалким казалось жильеза плетнем покосившимся, хилым…Как же могла обитатьутонченная императрицаВ этой безлюдной глуши,вдалеке от любимой столицы,Где среди гор и лесов,здесь безмолвно стоящих от века,Гулко звучит в тишинеодинокий топор дровосека,Где на деревьях густыхзаунывно кричат обезьяны[640],Где вместо прежних гостейльнут к дверям только плющ да лианы!..— Есть здесь кто-нибудь?.. — вопросил государь, но никто ему не ответил. Наконец из хижины появилась старая, изможденная монахиня.
— Где же императрица? — спросил ее государь.
— Она пошла в горы, — ответила женщина, — собрать цветы для алтаря Будды.
— Неужели ей некому поручить такую работу? — промолвил государь. — Пусть удалилась она от мира, все же прискорбно, что ей самой приходится утруждаться!