Повесть о дружных

- Пойду еще помогу.

- Тебе же очень трудно, Леночка...

Сестра склонилась над Таней.

- А как ты думаешь, Чижик, если папе там очень трудно,- он бросит своих друзей в тяжелую минуту?..

И Леночка поцеловала Таню и скрылась за дверью.

Помощники

Хлеб!.. Таня знала, конечно, что хлеб не сам по себе растет, что для этого должны немало потрудиться колхозники; но никогда она не думала, что собрать большой урожай так трудно и так важно. Она и не представляла, что тысячи, миллионы людей думают о хлебе; о каждом снопе, о каждом зерне дни и ночи, ночи и дни...

Вот пришла уборочная, и в полях ни на минуту не смолкает шум работы. Как в городе сутками шумели заводы, рабочие не выходили из цехов, как на фронте солдаты с жестокими боями шли вперед и вперед, так и колхозники не уходили с поля, не разгибали спин, идя вперед и вперед от делянки к делянке.

Убирали машинами, косили косами, жали серпами.

Даже заводы, работая для фронта, не забывали о жнейках, ученые упорно выращивали новые сорта хлебов, газеты печатали рядом с фронтовыми сводками сводки с колхозных полей. Из района приезжали люди, по телефону требовали отчета о каждом дне, о каждом килограмме, помогали, советовали, требовали...

"Хлеб, хлеб, хлеб",- было у всех на устах.

И всем этим огромным трудом - на фронтах, на заводах, на колхозных полях - руководил один всенародный штаб - партия.

- Власьевна,- удивлялась Таня,- зачем столько хлеба? Почему нельзя немножечко отдохнуть?

- Да ведь, Чижик, война... Бойцы врага пулей бьют, а мы зерном.

- Как зерном?

- Фашисты думали: поразорят колхозы в тех местах, что временно у нас взяли, и наши бойцы начнут голодать. АН нет! Мы в других колхозах вдвое, втрое собрали и всех накормили. Ну, а для этого, видишь, как работать надо.

Таня видела и сама старалась работать лучше на школьном участке.

"И я вас зерном",- думала она, склоняясь над снопом, когда уж очень болели руки.

* * *

И вот неделя прошла.

На школьном участке, словно крепости, стоят золотые суслоны, сохнут на ласковом осеннем ветерке.

Таня загорела, окрепла, зарумянилась. Хохол у нее выгорел и золотится на солнце. Ладони у Тани огрубели. Круглые желтые мозоли сели на них рядком.

У Леночки щеки стали смуглее.

Завтра уже не надо идти в поле.

Тане даже жалко. Хорошо было вставать на рассвете, шагать по росистой тропе, слушать перезвон кос. Хорошо было, накрыв последним снопом суслон, выпрямиться, потереть поясницу и оглянуться кругом. Поле чисто. Ни одного колоска не торчит нигде. Власьевна деловито вытирает косы, обертывает их мешковиной. Марья Петровна отряхивает с платья пыль. Лена приглаживает волосы.

Дело сделано, можно идти домой!

А вечером как чудесно было мыться в жаркой бане, смывая пыль и пот с усталого тела, выбирая соломинки из волос!..

Власьевна стегала Таню душистым березовым веником.

- Веник пройдет, всю боль уберет с белого тела, с крепких костей,приговаривала она, смеясь.

А Таня взвизгивала и стонала от восторга.

И вот, чистые и довольные, сели они ужинать.

- Ну, завтра поспи подольше, Чижик,- говорит Лена,- а то ты что-то похудела; надо и отдохнуть.

- Хорошо,- соглашается Таня,- с удовольствием посплю.

А тут скрипит дверь, и входит председатель колхоза.

Таня видит его в первый раз. Какой старый дедушка! Запыхался. Видно, нелегко ему подниматься в гору.

Лена бежит ему навстречу, берет у него шапку и палку из рук, ведет к столу. Власьевна вытирает лавку передником.

- Милости прошу, Иван Евдокимыч, откушай с нами чайку.

Председатель смотрит на Таню, сидящую у стола, на хлопочущих Власьевну и Лену и понимающе улыбается:

- Подружились, значит? Вот это хорошо. Птаха в бурю всегда на дерево прячется. Ты жмись к ней, дочка, жмись! Власьевна - она голова. Она у нас генерал! Где какие неполадки увидит, забушует в сельсовете. Но ничего, справедливая женщина.

- Ну уж ты скажешь, Иван Евдокимыч! Сам ведь не тихий. Вон на старости лет какую тяжесть на плечи взял! - говорит Власьевна.

- Что поделаешь, некому ведь! Наши там воюют, а нам здесь приходится. Вот кончится война, возвратятся сынки, Иван Дмитриевич с фронту придет, тогда и отдохну. А сейчас, знаешь, Афанасьюшка, иной раз и думаешь: счастье-то какое, что в тяжелое время и мы, старики, пригодились, сумели плечо подставить, а не то, что в стороне лежать да охать.

Иван Евдокимович говорит, а сам внимательно смотрит по сторонам.

- Устроилась, значит, дочка? Ты не стесняйся; если что нужно, прямо ко мне беги. Много не можем, а капустки там или картошки подброшу.

- Спасибо, Иван Евдокимыч.

Председатель усаживается поудобнее и говорит строго:

- Вот что, красавица, завтра ты нам дело наладь. Уборку мы кончили, а колоски с поля собрать нужно. Колосок к колоску - мешок к мешку. Собери-ка ты свою пионерию, и выходите завтра в поле, чтобы были поля чистые, словно изба к празднику.

- Хорошо,- говорит Лена.

- Ты не сомневайся, Иван Евдокимыч, она сделает,- подтверждает Власьевна.

- Знаю уж, бабы по деревне похвалу ей поют, говорят, новая учительница хоть куда! И сводки наладила, и книги ребятам направила, и в поле поработала. От мирских глаз ведь не скроешься.