– Не мог бы. Если бы ты вдруг решил украсть какой-то секрет, иль задумать что-то злое, то я бы тебя убила. Я очень хорошо знаю историю, и знаю, что бывает от излишней доброты.
Арман покосился на неё: «Шутит так, что не сразу ясно. Нет, не шутит. И отчитывается она только перед королем». Больше о подобном он решил не спрашивать.
Так часто он и герцогиня сидели в библиотеке, читали и переводили старые рукописи из разных стран. Много гуляли в саду и по залам дворца. Однако, выезжать на прогулку за пределы ограды им было запрещено. Людовик берег Розалию, как берегут огромный алмаз, как старую семейную реликвию, как единственного ребенка. А деятельная натура гомункула сильно тосковала по старому замку и своей вороной лошади. Однако общество Армана сильно наполнило её жизнь, и потому скрасило сиденье взаперти.
Знал об их близком общении Людовик. Знал и негодовал. В один вечер, когда в его кабинете сидела с вышивкой Диана, он почти час молча, угрюмо расхаживал по комнате. Его Розалия уважала и чтила, так она создана. А этот Арман… Притащила из Квартала Ведьм, и теперь от себя не отпускает. Тут из памяти, как черт из табакерки, выпрыгнул случай. В один из вечеров, что перетекал в ночь, Людовик заявился к герцогине в комнату. Она сидела одна, при свечах, с вышивкой розы на полотне, зажатой в пяльцах. Да, о таком простом умении Людовик тогда не подумал, и теперь Розалия научиться подобному просто так не могла, отчего роза получалась кривой и в петлях. Король заговорил с гомункулом, и стал высказывать всё свое негодование, подходя к ней ближе и ближе. Наконец он повысил голос. Но тут Розалия схватила с тумбочки шкатулку с бусами, и что было силы, всадила её край в плечо Людовика. Его рука онемела на день, а черный синяк сходил довольно долго. После этого он и корил себя, и стыдил, и даже попросил прощения, что было не в его королевских правилах. Но сейчас Людовик испытывал ревность. Обычную, земную ревность, как ревнует отец дочь к её женихам.
Людовик ударил кулаком по своему столу так, что подпрыгнула чернильница, и из неё вывались перо, испачкав черной жидкостью бумаги. Диана отложила вышивку, и, подойдя к жениху, положила ручки ему на плечи.
– Что случилось?
– Иди спать, пора, – он смотрел в её большие синие глаза уже спокойно.
Она взяла пяльцы и ушла, а Людовик вызвал своего слугу, поручив найти Генриха Черного. Тот был сегодня во дворце.
– Вот ещё донесения, – он показывал пару конвертов.
– Не хочу читать. Расскажите, что в них, – отмахнулся Людовик, сев в кресло.
– В землях возле замка Розалии орудует тайный культ. Это ясно по трупам, которые находят там. Но его невозможно найти, совсем.
– Кто искал?
– Крестьяне и солдаты. Говорят, возле одного холма порой бродят тени, и там же находят тела похищенных. Без крови, либо обезображенных. К сожалению, снегопад в этом году слишком сильный. На дорогах сейчас лошадям по грудь.
– Очистить дорогу, – Людовик смотрел исподлобья. Он будто снова услышал смех своего младшего братца. Он даже не сомневался, что душа Франциска орудует в тех местах.
– Там уже есть солдаты с моим сыном. Они займутся расчисткой дороги.
– Хорошо. А теперь идите, – отпустил его Король.
Генрих Черный, видя взведенное состояние Людовика, не без удовольствия покинул комнату. Он-то давно научился владеть собой, всегда и везде, а вот молодому королю учиться и учиться этому. Как только дверь закрылась, молодой человек снова ударил кулаком по столу. «И после смерти ты не даешь покоя!», – выкрикнул он и тяжело осел в кресло.
Через пару часов того же вечера, когда Розалия сидела одна в комнате и, как кошку, гладила саламандру в огне камина, пришел Арман.
– Розалия, у меня есть просьба, – заявил он с порога, после приветствия, – Герцог К. устраивает небольшой приём. Научи меня танцевать, – немного стесняясь, просил Арман.
Розалии нравились его легкость и некоторая скромность, и она отвечала так же просто:
– Конечно! Итак, вставай напротив меня, чтобы между нами было два шага. А теперь снимай шляпу, а я же присяду в поклоне. Обычно так начинают.
Герцогиня показывала, а Арман старательно выполнял её указания.
– Сделай поворот вокруг себя, а теперь становись как я, и протяни свою руку.
Она протянула свою руку, и пальцы Армана коснулись её. «Нужно сделать два шага вперед», – хотела сказать она, но замолчала. Дело в том, что рука Армана стала очень горячей, а лицо слегка порозовело. На его бумажной коже это было хорошо видно. Розалия с интересом смотрела на него, что смущало Армана ещё больше. Но неловкий момент внезапно прервался. Кто-то очень настойчиво застучал в дверь. Саламандра, все это время сидевшая в камине, исчезла. Арман встал за ширму, а Розалия отправилась открывать дверь.
– Входите, прошу.
Арман удивился такому тихому голосу Розалии. Некто нетвердыми ногами прошаркал и сел в кресло.
– Чем могу служить? – осведомилась герцогиня.
– Дорогая Розалия, я пришел вам задать вопрос, – Арман узнал голос отца короля.
– Задайте, я отвечу.