— Не нужна больше бухгалтерия, — сказал пришелец.
— И заводы автоматические построите?
— И заводы. И даже автоматические свинофермы. Зачем цивилизованному человеку заниматься таким отсталым трудом?
— Но чем же мы будем управлять? — спросил Батыев.
— А ничем, — сказал пришелец. — Все будет само делаться.
— А мы? А я? А они?
— Вы все займетесь творческим трудом, — сказал пришелец. — У нас на планете все занимаются творческим трудом и никто ничем не управляет.
Ужас охватил Батыева. Нет, он не сдастся!
— Товарищ пришелец, — сказал Батыев, — как я понимаю, скоро корреспонденты приедут, надо бы нам с вами обсудить некоторые организационные вопросы.
— Пожалуйста, — сказал пришелец. — Сейчас я кончу небоскреб, гостиницу и освобожусь.
— Я займу тебя только минут на пять, — сказал Батыев твердо. — Проблемы есть.
— Хорошо, — согласился пришелец. — Корнелий Иванович, вы сможете кончить небоскреб без меня?
— Почему нет? — ответил Удалов. — Дело простое.
Он взял стакан с раствором и занялся строительством.
Батыев подхватил пришельца под одну ручку, Слабенко под вторую, и они быстро поволокли его к реке.
У космического корабля остановились.
Слабенко уже понял, чего хочет Батыев. Он подтолкнул пришельца к открытому люку корабля и сказал:
— Давай вали отсюда! Чтобы твоего духу не было!
— Я вас не понял, — промямлил пришелец. — Разве я нарушил какой-то ваш обычай?
Батыев испугался, что пришелец начнет звать на помощь общественность — тогда неприятностей не оберешься.
— Слушай, — сказал он как можно сердечнее. — Мы тебя очень просим: немедленно улетай и больше не прилетай.
— Но почему?
— Из гуманизма, — сказал Батыев. — Из любви к людям.
— Я не понимаю. Я все делаю из гуманизма. У меня нет других намерений, кроме космического сотрудничества.
— Мы, люди, — сказал Батыев, — привыкли жить в борьбе. Все, что сделано вокруг, — Батыев обвел рукой окрестности: недостроенное здание общежития, мусорную свалку, трубу, из которой лилась в реку вонючая жидкость, замусоренный пляж, — все добыто в труде и бою. Мы боремся с природой, мы выигрываем и проигрываем битвы за урожай, мы боремся даже за товарищеское отношение к женщинам. Что же ты, пришелец, нам предлагаешь? Разоружиться? Опустить руки? Нет! Мы не сдадимся на милость прогресса, мы сами придем к высотам. И в этом есть великий гуманизм.
— Это странно, — сказал пришелец.
— Вы видели, сколько людей сидит в доме, где я работаю? — спросил Батыев. — Триста с лишним человек. И это только кажется, что они курят и пишут бумаги. Они борются и помогают бороться другим. Не лишайте нас права на бой!
— Давай, давай! — сказал Слабенко и как следует подтолкнул пришельца.
Тот влетел в люк.
— Все же удивительно, — донесся голос из корабля. — Я хотел как лучше…
Батыев собственноручно захлопнул крышку люка. Пришелец выглянул в иллюминатор, что-то говорил, но его уже не было слышно. Батыев властно показал пришельцу пальцем вверх. Тот кивнул, и корабль взмыл к небу.
— Значит, так, — сказал Батыев Слабенко. — Беги к Удалову, отними у него стакан, но не выбрасывай. Нам с тобой еще бы по даче построить.
— Понял, — лукаво улыбнулся Слабенко.
— И подготовь документы себе на премию за площадь и небоскреб. А я пойду звонить Чингисову. Пускай приезжает, покатает горошину.