Льдины вперемежку с айсбергами двигались с быстротой хороших гребцов, напирали на корабль, громоздились у него. Мигом они содрали ржавчину с бортов, и море вокруг стало красным. „Седова“ оттащило к берегу и крепко посадило на мель. Большой пароход стал беспомощной игрушкой… Теперь целый день возимся. Крен порядочный, сидим основательно. К тому же льдина (айсберг) села на якорь, ее взрывают (толом). После каждого взрыва отлетают осколки, откалываются части и она покачивается, поворачивается, но опять сидит…»
Напрасно изо всех сил работали машины. На айсберг закинули тросы, пытались подтянуться, но все безуспешно. К концу дня седьмого августа удалось развернуть корабль, но корма продолжала сидеть на мели. На помощь команде были брошены все участники экспедиции. Разгрузили кормовой трюм и начали перекачивать водяной балласт в носовую часть корабля. Это и решило дело. Через 36 часов непрерывного труда «Седов» под громкое «ура» сполз с мели на воду.
Шмидт всегда, всю жизнь, где бы он ни находился, познавал и осмысливал новое. Участвуя в аврале по снятию корабля с мели, он воспользовался случаем, для того чтобы овладеть и морской терминологией.
…«Надо выучиться целому словарю. „Канат“ — это якорная цепь. А наш канат, если толстый, особенно металлический, будет „строп“, поменьше, как веревка, — „конец“.
8 августа в бухте снова показались льды. Появилась опасность, что „Седова“ теперь выбросит на скалу и судно погибнет. Мгновенно были подняты якоря, и корабль спрятался между стоящими на мели айсбергами.
Льды то заходили в бухту, то уходили в океан. „Седов“ все время был под парами, капитан то и дело менял место стоянки. Эта игра в „кошки-мышки“ со льдами продолжалась до 13 августа, когда бухта Тихая очистилась ото льдов.
На берегу тем временем полным ходом велись строительные работы. В них участвовали в качестве подсобной силы все, кто не был занят разгрузкой трюмов корабля. Следуя примеру начальника экспедиции, его заместители, журналисты и врач, научные работники и зимовщики таскали щебень для бетонной подушки радиомачты, укладывали каменный фундамент для мотора, носили кирпичи для печей.
Наконец разгрузка была закончена.
„Надо отдать команде справедливость, — констатирует Шмидт, — работу выполнили на славу, быстро, дружно и очень тщательно. Ничего, кроме пустяков, не разбито, не потеряно…“
Начались научные экскурсии на архипелаг. Большая группа отправилась в Долину молчания, так поэтически окрещенную Визе пятнадцать лет назад.
Стояли последние дни полярного лета. Солнце светило так ярко, что пришлось одеть „консервы“ — синие защитные очки. Освещенная солнцем долина была очень красива. По ней раскинулись яркие ковры из болотного красного мха с желтыми и голубыми цветами. На острых вершинах окружавших ее скал лежали сугробы снега, казавшегося на солнце розовым. Со скалистых склонов бежали журчащие ручейки. Зимой же, когда задуют пурги и все кругом покроет белоснежный саван, этот живописный и оживленный уголок станет пустынным, молчаливым.
В Долине молчания была сделана любопытная находка. Геолог экспедиции увидел здесь, среди лишайников, кусок окаменелого дерева. Откуда он взялся здесь? Росли ли когда-то на склонах долины деревья, или их выкинуло сюда морем?
— Безусловно, это плавник, — сказал профессор Самойлович, внимательно осмотрев находку, — он сюда занесен морем и, пролежав здесь сотни лет, обуглился.
Огромный язык ледника, который повис над Долиной молчания, привлек к себе внимание Шмидта, и на следующий день туда отправились „целой альпинистской группой…“ Шли по верхнему плато, медленно поднимаясь на купол ледника.
„…Странные здесь ледники — новый для меня тип северного глетчера, — отмечает Отто Юльевич. — Плоский купол с очень слабым подъемом. Крепкий в это время года снег сверкал на солнце. Было своеобразно красиво идти, идти без конца по ровному бело-голубому блестящему полю, местами покрытому ледяной глазурью. Но никаких трещин, и со спортивной точки зрения — однообразно. Зато вид с вершины куполов (мы были на трех) великолепен. Далеко-далеко видна сеть каналов и островков. В одних полосах набито льда, другие совсем чистые, синие. На обратном пути была вознаграждена спортивная жилка. Спустились с ледника к мысу Седова. На спуске, уже менее пологом, конечно, масса трещин. Я взял веревку и ледоруб. Они пригодились. Давал практические уроки перехода через трещины и вытягиванья из них. Географ Иванов насчитал 271 трещину, через которые мы прошли“.
Наблюдая за строительством первого жилья на такой широте, Отто Юльевич много размышлял о том, как человек сможет жить в арктических просторах? Его наблюдения приводят к мысли, что „бедная“, казалось бы с первого взгляда, Арктика на самом деле очень богата продовольственными ресурсами.