Повесть о любви, детях и кроликах. Повести.

   Та не з москалями,

   Бо москалі - чужі люде,

   Роблять лихо з вами.

   Москаль любить жартуючи,

   Жартуючи кине;

   Піде в свою Московщину,

   А дівчина гине. * -

   Поняла? Москаль сделал ей ребёнка и смылся. Этот ребёнок и называется байстрюк.

   - Ага... А кто это москали?

   - Это... Ну, которые из Москвы.

   - А... Так нашей дворничихе москвич сделал близнецов и смылся? А почему "немецкие"?

   - Дура, дай ещё семечек. Немцы, которые в Киеве были, сделали ей детей и удрали. Понимаешь...

   - А что потом с ней случилось?

   - С дворничихой?

   - Нет, с Катериной?

   - Утопилась, в ледяной воде.

   Странные эти женщины. Что, нельзя было до лета подождать пока вода нагреется...

   Как всё в жизни не просто...

   Вернёмся в коридор нашей коммуналки.

   Я пыталась осознать, почему это я "байстрючка жидовская" и какой такой москвич меня сотворил... Ответа нет.

   Клавка допустила стратегическую ошибку. Забыла, что "враг не дремлет". Из кухни выскочила бабушка. В волосах - бумажные папильотки, в левой руке - папироса, в правой - секач, которым бабушка рубила мясо на голубцы. Размахивая секачом, как знаменем на баррикадах, она приближалась к Клавке:

   - Ты чего тут мелешь, подстилка фашистская? Да я тебя уничтожу, только рот раззявишь.

   На шум выскочила Зинка. Как она только услыхала?

   - Если кого из Глузманов хоть пальцем тронешь, я тебя засажу на Колыму, поняла? Я - коммунистка с 1917 года, у меня есть медаль "ЗА ДОБЛЕСТНЫЙ ТРУД В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ", мне лично товарищ Молотов ручку жал. Поняла ты, к..ва недобитая? Поняла, я тебя спрашиваю?

   Клавка пятилась к стене, прикрываясь мешком, глаза её испуганно лезли на лоб.

   В коммуналке установилось холодное перемирие. Мишка с облегчением покинул вечерний пост у маминых кастрюль и вернулся к своему любимому занятию - чтению книг. Под дверью Глузманов перестали появляться по утрам дохлые мыши. Клавка отлавливала их, расставив по всему дому мышеловки с кусочками жёлтого сала.

   Казалось, всё забылось. Но я не забыла, обида требовала мести. План был изощрённый. Выскользнув утром, пока все ещё спали, на лестничную клетку, я сунула мышеловку в мешок с заготовками. Спустя час всех разбудил истошный вопль Клавки.

   Мама у меня строгая, но справедливая. Вначале выслушала мои объяснения, а затем всыпала, как следует, по заднице дедушкиным ремнём, приговаривая:

   - Ты ей чуть пальцы не переломала. А она шьёт и этим зарабатывает на кусок хлеба себе и Зине. Так не поступают советские пионеры. Стыдись, Вера...

   Я молчала, терпела.

   Бабушка заступилась за меня.

   - Ладно, Света, кончай экзекуцию, девочка всё поняла. Клавка сама напросилась.

   Глава 4.

   Я поплелась к соседке, а когда она открыла дверь, переминаясь с ноги на ногу, выдавила из себя:

   - звиняюсь, я больше так не буду.

   Та что-то буркнула в ответ и на том всё закончилось.

   Но тишина и покой в квартире нам только снились. Мы проснулись ночью от стука в дверь. Мама, только вернувшая с ночной смены из больницы, где она работала медсестрой, открыла. Клавка, вся зарёванная, зажимая полотенцем рот, просипела:

   - Зи..а мря... у...мря... Зина умер... умирает...

   Мама бросилась к ним в комнату. Я за ней. Никто меня не прогонял. Зина вся красная, мокрая лежала навзничь на кровати и хрипела.

   - Клавдия Георгиевна, бегом к Глузманам, Вера, тащи мокрое полотенце...

   Клава застыла:

   - Я... К Глузманам... Я же... Они же... Как же...

   - Да, да... Бросайтесь на колени и просите о помощи...

   Клава, развернувшись, кинулась к двери доктора и замолотила кулаками.

   Глузман вышел на стук в пижаме, но вид у него был такой словно он и не спал вовсе.

   - Товарищ... Господин Глузман... - Клавка бухнулась на колени, аж пол задрожал... - спасите, Богом прошу... я... буду полы у вас мыть кажный день... и уборную за вас... и ванную... спасите мою дочь...

   - Да встаньте вы с колен, господи, что за люди... Нормально сказать нельзя. Идите домой, я сейчас.

   Через минуту доктор появился в рубашке, брюках и накинутом сверху белом халате. В руках он держал саквояж.

   - Выйдите все, кроме Светланы Александровны.

   У Зины оказалось двустороннее воспаление лёгких. Глузман сделал ей укол и договорился с моей мамой, что та будет колоть её несколько раз в день.

   - Тёплое обильное питьё, хорошее питание. - Он глянул на соседку. - У вас деньги есть?

   Клава бросилась к тумбе, вытащила из ящичка что-то, завёрнутое в носовой платок, и протянула врачу.

   - Вот, нате, товарищ доктор, господин Глузман, нате, за дитё мне ничего не жалко.

   - Клавдия Георгиевна, да что вы за человек! Деньги не мне, не мне, а дочке вашей на продукты... Я зайду завтра. Спокойной ночи. Да, - он задержался на минутку у стола, - что у неё со слухом-то? Её кто-то смотрел?

   Клава покачала головой.

   - Ладно, оклемается, покажем её специалисту, есть у меня приятель, профессор ухо-горло-нос...

   Мы вернулись в свою комнату.

   - Мама, - меня мучил один вопрос, - Как зовут Мишкиного папу? У него что, имени нет, все Глузман да Глузман...

   Мама улыбнулась:

   - Зовут его Юрий Климович. Просто врачей часто называют по фамилиям. Спи, спасительница рода человеческого.