Повесть о любви и суете

Я не вслушивался и смотрел себе под ноги. На окончание воды в полутора метрах под перилами. Мелко и придирчиво море суетилось внизу, пытаясь определить точную границу между собой и сушью.

Хотя я продолжал думать об Анне, вода расшевелила во мне воспоминания и о себе. Я вспомнил из прожитых лет такое же море. Не совсем — почти такое. То ли во мне, то ли во всей природе печаль и радость по-прежнему входили друг в друга, но я не разобрался в другом: откуда радость — от узнавания или неузнавания? Показалось зато, что разобрался в главном: всё, что наличествует, наличествует чтобы воскресить чего нету.

Поодаль — от огромной песочной бабы на берегу легла назад длинная тень. Мне почудилась, будто эта тень покрыла собой и Анну с Гуровым.

32. А ты кидай свои слова в мою прорубь

Когда мы с Катей вернулись в здание аэропорта, снова кроме пота запахло чем-то очень неподвижным и кислым. Но когда мы вошли в ресторан, нам открылась странная сцена. За столами почти никто уже не сидел: обступив со всех трёх сторон площадку перед берёзовой картой России, люди сбились в сплошную толпу. Она улюлюкала, хлопала в ладоши, притаптывала и поминутно взрывалась в хохоте. Анна и Гуров вместе с Олей и музыкантами щурились под яркими юпитерами и вовсю тешились.

Музыканты подыгрывали певице на инструментах, а та дёргала головой и пыталась перекричать хриплым голосом и гитару с контрабасом, и громкий гогот. Странной картина была из-за того, что происходило за музыкой — между взбесившимися вентиляторами.

Во всю высоту от потолка до паркетного настила — в плотном ветровом столбе — крутились сотни зелёных банкнот, а в самом центре этого неистового вихря размахивали руками и толкались Анна с Гуровым. Кроме острых лучей света обоим кололи глаза хлеставшие по лицу волосы и бумажные листы.

Поначалу мне показалось, будто оба просто счастливо безумствовали, как если при несносной жаре вырваться из тесной комнаты наружу — под нежданный ливень. Потом я, как показалось, угадал смысл: Гуров вроде бы пытался вылавливать банкноты и запихивать их себе в подмышки, из-за чего ему приходилось принимать потешные позы, а Анна, напротив, отчаянно сражалась за то, чтобы спасённые им листы выбить обратно в буйную круговерть.

Каждый раз когда она преуспевала в этом, вместе с ней ликовала не только толпа, но — и сам Гуров, что каждый же раз заново лишало всякого резона его новую попытку урвать у зелёного вихря как можно больше банкнот. Не понимала этого действа и Катя: хлопала глазами и озиралась по сторонам.

Время от времени редкой банкноте удавалось выпорхнуть из круговерти — и тогда со свистом и визгом бросались к ней одни и те же люди, толкаясь локтями и полушутливо ругаясь, но уже зная доподлинно, что криво лыбившийся гарсон отберёт у счастливца добычу и примкнёт её к аккуратно сложенной в кулаке пачке стодолларовых листов.

Катя наконец выманила его из толпы и потребовала объяснить картину.

Объяснять гарсону оказалось не много: стоило, мол, Анне с Гуровым вернуться в зал — музыканты заиграли неизвестную ему, гарсону, песню, а девушка слушала, слушала, а потом поднялась, вынула из сумки зелёную пачку, подошла к музыке и выкинула деньги прямо в этот ветер.

И они начали плясать, — деньги.

А потом стал плясать и Гуров: то пляшет, то ловит.

И Анна тоже: то пляшет, то выбивает у Гурова деньги.

И все вокруг смеются. Потому что это очень весело и непохоже.

Катя спросила — а что произошло до того?

Гарсон не понял: до чего?

До того, пояснила она, как музыканты заиграли неизвестную ему песню.

Ничего, ответил тот: до того они играли известную.

Катя резко развернулась и направилась к нашему столику.

Из соседей на месте пребывали только араб с тремя жёнами. Ни он, ни они не глядели назад — на толпу, музыкантов и плящущие деньги. Просто слушали песню:

А ты кидай свои слова в мою прорубь,Ты кидай свои ножи в мои двери,Свой горох кидай горстями в мои стены,Свои зёрна — в заражённую почву,Кидай свой бисер перед вздёрнутым рылом,Кидай пустые кошельки на дорогу,

Кидай монеты в полосатые кепки,Свои песни — в распростёртую пропасть…

33. Саднящее нетерпение забросать кого-нибудь ножами

Когда я наконец тоже направился к столу, меня перехватил араб. Пожаловался, что слушает эту песню подряд в третий раз, но не может понять значения «заражённой почвы» и «распростёртой пропасти».

Я ответил, что ясного смысла не вижу пока сам.

Катя снова поманила гарсона пальцем и что-то сказала.

Тот кивнул, прошёл к стене рядом со щитом и ткнул пальцем в красную кнопку, вырубившую сразу и юпитеры и вентиляторы.

Деньги застыли вдруг в воздухе и посыпались вниз — под ноги Анне и Гурову. Толпа разочарованно охнула и неохотно разбрелась.