Повесть о несодеянном преступлении. Повесть о жизни и смерти. Профессор Студенцов

Наивное признание вызвало у Ардалиона Петровича улыбку, о себе он этого сказать не мог бы. И услышать и увидеть его можно было всюду по всякому поводу и даже без особых к тому причин. Его голос звучал по радио и телевидению, на съездах ученых, на проводах и встречах, в дни торжественных дат и в будни. Всегда найдется, о чем поговорить и что рассказать: воздать должное всеми признанной знаменитости, сорвать маску с лица лжеученого, выявить вирховианца, морганиста, друзей Фрейда, римского папу, графа Гобино, ратовавшего за неравенство рас; предать анафеме горе–теоретика врожденной неполноценности преступников — итальянца Аомброзо, англичанина Гальтона с его жалкой идейкой создать высшую расу людей. Совесть ученого не позволит ему пройти мимо порочной теории наследственности Менделя, его последыша генетика Вейсмана и лжепророков Ницше и Шопенгауэра.

— Мне всегда нравилась в тебе твоя скромность, — снисходительно улыбаясь, сказал Ардалион Петрович, — я это давно оценил в тебе. Вспомни, как я гонял тебя по клиникам выведать и разнюхать, кто чем дышит, чтобы твоя диссертация была нашим конкурентам на погибель… Ты тогда еще ничего не понимал, и нам пришлось немного поспорить.

Напрасно Ардалион Петрович затронул эту историю, она в свое время причинила Злочевскому немало страданий. Он не соглашался подобным путем искать тему для диссертации и был близок к тому, чтобы отказаться от работы. Тут случилось нечто непредвиденное — Ардалион Петрович исхлопотал ему комнату в новом доме и прислал щедрый подарок ко дню рождения. Как было этому добряку не уступить?.. Как потом оказалось, директор помнил даты рождения всех сотрудников — больших и малых — и не забывал их в те дни чем–нибудь одарить…

— Не прельщайте меня, пожалуйста, карьерой и славой, — не скрывая своего недовольства бестактным намеком Пузырева, сдержанно сказал Злочевский, — у меня и без них достаточно радостей и счастья. Когда я научился делать вскрытие в тридцать минут, мне этой отрады хватило надолго. Убедившись, что я могу читать по органам, как по книге, моим радостям не было конца. Меня увлекла мысль изучить ненормальности в строении различных частей организма. Эти отступления от нормы должны быть закономерны, ничего случайного на свете нет. Я расспрашивал близких и родных умерших, как эти уклонения отражались на человеке при жизни, и многое, как вам известно, узнал. Все эти годы я был более чем счастлив. Каждое вскрытие становилось событием для меня, я ждал новых и новых откровений. Я часто ловил себя на том, что в предощущении чего–то необыкновенного я обращаюсь иногда к распростертому телу с вопросом: «Что нового скажете? На что жалуетесь?»

Громкий смех прервал вдохновенную речь Злочевского. Чувство меры изменило Пузыреву: он ухватился за бока и, вздрагивая всем телом, хохотал.

— Какой ты, право, смешной, — весело выкрикивал он, — кто же спрашивает у покойников, что нового?..

Ардалион Петрович словно взялся его сегодня разозлить. Валентин Петрович смотрел на плоское лицо, все еще озаренное беспечной улыбкой, на широкий бесформенный рот и искривленные губы, уродство которых плохо скрывают пышные усы и бородка «бланже», н впервые за много лет почувствовал к своему другу детства нечто схожее с неприязнью.

— Да, вот еще что, — вдруг вспомнил Пузырев, — прислали мне из издательства сочинение Семена Семеновича под названием «История терапии», первый том. Не обрадовала меня эта история: верхоглядство и безапелляционность полнейшая. В общем — неубедительно. Читателю под видом науки преподносят коку с соком, чистейшую абракадабру… Трудно такую книгу одобрить, а и похвалишь — автору легче не станет. На суде, говорят, дело приняло серьезный оборот. Кто с таким человеком будет якшаться? Великий упрямец! За меня бы дурак уцепился, за моей спиной и черт не страшен. Чего стоит человек без опоры, без оси на земле?.. Кто из великих или малых без поддержки выжил на свете? Пишет книги по истории и ничему не научился. Великий ли Гарвей, подаривший миру законы кровообращения, выплыл без протекции? Враги ограбили его и не оставили в покое за гробом, распустив слух, что он покончил с собой, не будучи в силах вынести недуги и слепоту. Не будь поддержки короля Карла, которому ученый посвятил свой труд, не выбраться бы Гарвею из болота. Философ Декарт не кому иному посвятил свои сочинения, как королеве шведской Христине…

Ардалион Петрович положил руки на стол, перегнулся вперед и, обратив свой взор к зоображаемой аудитории, сразу же заговорил в ораторском тоне. Ни одна теплая нотка, ни единый искренний жест не оживляли больше его унылую речь.

Увлеченный своей тирадой, он продолжал сыпать примерами из истории и возносить хвалу благодетельной силе покровителя.

К Пузыреву вернулась прежняя веселость, он был доволен собой и своим слушателем. Уверенный в том, что Валентину Петровичу доставляет удовольствие внимать его поучениям, он долго еще приводил ему пример за примером.