Повесть основана на реальных событиях. Автор даже не удосужился изменить имена и клички некоторых героев повествования. Ведь не зря говорится в широких пиратских кругах, что мертвые не кусаются.

1. Херсонский банкрот.

Начало лета 2002-го года.

Грандиозное, циклопическое сооружение лиссабонского вокзала «Ориенты» невообразимо потрясало наше донельзя разыгравшееся воображение. Это впечатляющее строение разительно походило на гигантский скелет диковинной глубоководной рыбы или на громадный составной панцирь ужасающей инопланетной рептилии. Ажурные навесы над железнодорожными платформами чем-то напоминали огромные внеземные грибы или исполинские коралловые полипы, выросшие на окаменевших останках усопшего чудовища.

– Если б не прозрачные стеклянные потолки, то это причудливое здание выглядело бы довольно-таки мрачным и зловещим, – с сарказмом заметил мой высокорослый компаньон. – Ну, точнехонько, как логовище злобного черного мага или резиденция высокомерной королевы ведьм.

– Только не надо сгущать краски, Стёпа! – вяло возразил я чересчур чувственному гиганту. – Сейчас солнышко медленно опускается за горизонт. И кровавое зарево на западе, преломляясь через стеклянную кровлю, придает всей этой конструкции гротескные и пугающие формы. Ясным, солнечным днем вокзал «Ориенте» выглядит, словно волшебный воздушный замок. А безлунной ночью насыщенное освещение и искусная подсветка сводов произведут на тебя неизгладимое впечатление.

– Скажу тебе, как зодчий зодчему, архитектор этого сверхсовременного сарая тщеславно стремился поразить воображение стороннего наблюдателя, а не позаботиться о комфорте обыкновенного транзитного пассажира, – высказал свое далеко не лестное мнения мой ворчливый товарищ. – Летом в безветренную погоду здесь от ужасающей жары и духоты очуметь можно. Особенно на втором ярусе у автобусных касс. А зимой – запросто окоченеешь от пронизывающей сырости и ползучего холода. Внутри здания практически нет никакой декоративной отделки, только открытые бетонные конструкции. От двух крошечных залов ожидания до посадочных платформ надо топать черт знает куда. Планировка настолько бестолковая и запутанная, что заезжий турист невзначай и заблудиться может. Ко всему прочему, в громадном подземном тоннеле под автобусными площадками нет ни единой скамейки или банкетки. А ведь там, у камер хранения, самое подходящее место дожидаться своего рейса, особенно в летнюю жару или в зимнюю стужу.

– Можешь пожаловаться лично сеньору Сантьяго Калатрава Вальсу, – пресек я словоизлияния самозваного критика. – Именно он и спроектировал «Ориенте», собрав под одной крышей железнодорожный и автобусный вокзал, и к тому же метрополитен в придачу. И лично мне это кажется вполне удобным, разумным и логичным. Ты только посмотри на Рому! Он абсолютно не жалуется на перечисленные тобой неудобства.

Я и Степан, небрежно развалясь, сидели на скамейке у автобусной платформы Rede Expressos. А подле нас мирно и ритмично похрапывал невысокий, но крепко сбитый мужичок, подложив под голову баул со своими скудными пожитками. Морщинки на лике нашего спящего спутника едва заметно смягчились и как бы сами собой разгладились. И на его пухлых разбитых губах расплылась блаженная улыбка малого невинного ребятёнка.

– А знаешь, никогда бы не сказал, что вы с Ромой – двоюродные братья, – попытался я смягчить неловкость, возникшую между мной и гигантом. – Ты ведь практически на две головы выше своего кузена. Смотрю я на его идиотскую ухмылку и не могу поверить, что всего какие-то два дня назад он попытался наложить на себя руки. Признаюсь честно, меня удивила та высокая оценка, которую Гриша дал твоему непутевому родственничку.

– Вообще-то, мы с Ромой – двоюродные братья по матерям, а вот ростом и лицом вышли в своих не очень-то и похожих батюшек, – смущённо улыбнувшись, уточнил Степан. – У моего кузена только две небольшие слабости: выпивка и женщины. А в остальном он – настоящий и полноценный мужчина. И Гриша вовсе не лукавил, заявляя, что Рома работал у своего патрона и за водителя, и за каменщика, и за плотника, и за штукатура, и за электрика. У моего кузена воистину золотые руки. И на какое место его не поставь, он уже через неделю будет работать так споро и сноровисто, будто бы посвятил этой профессии всю свою осознанную жизнь.

– Да-а-а! – милостиво согласился я. – Как говорят в народе: мал золотник, да дорог.

Рома, словно услышав сквозь сон мои льстивые слова, усмехнулся ещё шире и сладостней, и медленно перевернулся на левый бок. Перемена позы сопровождалась какими-то странными и подозрительными шипящими звуками.

– Ну и запашок! – брезгливо сморщил нос гигант и поспешно отодвинулся на дальний край скамейки. – Как будто где-то рядышком расквартирован гвардейский полк, в котором уже неделю свирепствует повальная диарея! Вернее было бы сказать: мал клоп, да вонюч! По-моему мнению, Григорий слишком преувеличивал, утверждая, что Рома недоедает и недопивает.