Повесть о печальном лемуре

и всему с ней связанному Виталий Иосифович, как уже становится ясным, относится непросто. Я бы сказал — парадоксально. Его и тянуло к этой теме — и отталкивало. А то и отвращало. Он не мог не размышлять о вере — и одновременно с каким-то тайным удовольствием выискивал в ней, а вернее, в ее институтах что-то гадкое, вредоносное, непотребное. Выискивал — и часто находил. И готов был вслед за почитаемым им Франсуа-Мари Аруэ, известным более как Вольтер, вопиять: Écrasez l’infâme

— раздавите гадину!

Вот, скажем, святая Татиана (она же Татьяна) Римская, покровительница студентов, славная тем, что не пожелала поклониться статуе Аполлона. Ну, казалось бы, не пожелала, и ладно, что ж тут плохого? Но Татьяна на своем гордом и самоотверженном поступке не остановилась: она вознесла молитву Единому Богу, и по ее ходатайству храм Аполлона обрушился, а под его руинами погибло великое множество людей. Ай-яй-яй.

А ух как почитаемый православный святой Иоанн Кронштадтский, канонизированный совсем недавно, был отпетым антисемитом, почетным членом Союза русского народа (если проще — черносотенцем). «Наши враги, — учил он паству, — вы знаете кто: евреи». Ну как же, проповедовал святой Иоанн, евреи сами навлекают на себя погромы — рука Господня наказывает их за тяжкие прегрешения. Правда, надо признаться, Кишиневский погром 1903 года осудил и много правильных слов по этому поводу произнес. Так что не все так плохо.

Хорош еще гусь был святой Варлаам Керетский. Жил он где-то на берегу Белого моря и во благости своей изгнал какого-то беса с насиженного места — заставил его эмигрировать. Бес попался мстительный и так все устроил, что по его бесовскому наущению Варлаам, заподозрив свою жену в любострастии, женщину взял и убил. А во искупление этого злодейства по приговору церковного начальства гроб с убитой супружницей почитай три года возил на карбасе по морю, пока тело убиенной не истлело. Чем он там питался и как справлял всякие бытовые нужды — неведомо, но после этого Варлаам и сделался святым.

Похожим образом святость заслужил и князь Георгий Смоленский. Тот, правда, убил не свою жену, а жену другого князя, родом пожиже, Симеона Вяземского. Симеона он тоже убил, а вожделенную женщину сперва изнасиловал, а потом, возмущенный сопротивлением Иулианы (по-нашему, видимо, Ульяны), отрубил ей руки и ноги и бросил тело в реку. Потом, правда, сильно переживал, за что и обрел святость. И не только он: святыми стали все трое — сам Георгий, Иулиана и Симеон.

Было бы несправедливо среди святых женского пола отметить только Татиану — была еще необычная святая по имени Мастридия. На самом деле, было две Мастридии, Александрийская и Иерусалимская, и роднило их не только одинаковое имя, но и отношение к мужскому вниманию. Обе были девушками привлекательными, и обеих полюбил юноша (скорее всего, это были разные юноши, поскольку жили девушки в разных городах и в разное время). Так вот Мастридия Иерусалимская, не желая принимать знаки внимания от своего ухажера, сбежала из Иерусалима в пустыню, прихватив корзинку с мочеными бобами для пропитания, и пропитывалась ими целых пятнадцать лет, а вторая, Александрийская, поступила круче: когда юноша признался, что полюбил ее за глаза небесной красоты, она тут же, не отходя от ткацкого станка, взяла челнок и выколола себе оба глаза. Вот за все за это обе женщины и стали святыми.