С тех пор и жил Ахтунг в своей маломерной квартире неподалёку от столицы, к гарнизону не имел ровно никакого отношения и навещать места прежней службы как-то не торопился. Видимо, переживал за состояние морды своего лица. Озаботился под старость своим внешним видом. Что ж, такое бывает довольно часто и расценивается геронтологами, как первый признак старческого слабоумия. А вот «Буонапарте» в родную роту захаживал. Не забывал при случае. Случаи обычно выпадали ему после бани, обычно предшествующей дню отъезда очередной высочайшей комиссии. И, надо отметить, не просто так захаживал «Буонапарте», а интересовался делами, интересовался, надо ли чем помочь, и даже звал Сергея послужить к себе в вышестоящий штаб, обещая составить высочайшую протекцию. Сергей сначала отказывался, ссылаясь на отсутствие жилья в тамошней местности, но когда его окончательно достала пресловутая тягомотина гарнизонной повседневщины, овладела им вдруг охота к перемене мест. Эта охота не покидала его до самого конца службы, но то, что он переживал в то время, было самым начальным и, поэтому, самым сильным в свежести своей ощущением. Его лихорадило от нетерпения. Он по нескольку раз в день названивал различным должностным лицам вышестоящего штаба, решавшим (или же имитирующим решение) проблему его перевода, и успел уже порядком этим лицам надоесть. Капитан физически ощущал, как морщились эти лица на другом конце телефонного провода, едва заслышав его вопрошающий голос. Может он, конечно же, себе этим сильно навредил. Навредил и тем самым отсрочил дату перевода, но то, что уже порядком сморщенные должностные лица вскоре поняли, что это как раз тот случай, когда просителю «лучше дать, а иначе — себе дороже», было положительным моментом. Процесс перевода длился около трёх месяцев, в течение которых капитан постепенно передавал хозяйство роты старшему лейтенанту Николаеву. Наконец приказ состоялся. По этому случаю Сергей, что называется, «накрыл поляну» ранним вечером для своего ближайшего окружения в одном из секретных мест окружающего гарнизон леса (антиалкогольная компания к тому времени фактически затихла, но идеологически ещё была сильна) с тем, чтобы ранним же, но только утром следующего дня, без долгов выдвинутся в сторону нового места службы. В конце-то концов, всё получилось так, как всегда получается у военных, когда они без жён (официальных и не вполне) собираются за праздничным столом. Такое у военных, в те ужасные для всего советского народа времена, случалось достаточно редко: только при присвоении очередных воинских званий или же при назначении военных на вышестоящие должности. (Тогда в армии ещё не пили на рабочих местах, по поводу и просто так для снятия стресса. Это было в те времена, во первых, не модно, а во-вторых, жестоко преследовалось со стороны генеральной линии партии. Ну, по крайней мере, в РВСН было именно так). Но, тем не менее, временами совместно выпивать военным всё же случалось, а когда уж это случалось, то заканчивалось всё всегда одним и тем же: весьма содержательным весельем (поддерживаемым поминутными глубокомысленными вскриками «Гип-гип, ура!»), продолжавшимся до позднего вечера и заканчивающимися неизлечимо больной головой с утра. Именно с такой головой, несущей на себе искаженные черты позеленевшей морды лица и отправился капитан в дальний путь. Дальний путь пролегал через половину Подмосковья, равному, как вы наверное помните, по площади территории Франции, и длился этот путь почти три часа. Начался путь с автобуса, затем продолжился электричкой. После электрички вновь последовал автобус, довёзший капитана до следующей электрички. Завершилось путешествие опять же автобусом, доставившим уже порядком измученного путника прямо в расположение части, которая ещё совсем недавно была для него «вышестоящей». У Сергея было много попутчиков, которых в разное время перевели «в верха», но квартир пока так и не дали. «И это вы так каждый день мотаетесь? Три часа туда, три обратно… Шесть часов в день только в дороге! А когда же жить?» — обратился он с непростым вопросом к своим новым товарищам по несчастью. Новые товарищи глумливо заулыбались. Самый «старый» из них «ездок», снисходительно поделился с Сергеем: «Вот так и живём. Всё время в дороге. Перебиваемся, так сказать, случайными попутчицами и уже стали неразборчивыми в своих связях. Хи-хи-хи! А три часа — это счастье. Такое может случиться только ранним утром, когда весь транспорт летит в Москву или ранним вечером, когда всё летит обратно. И то, только при том лишь условии, что ничего нигде не сломается. Но такое у нас, как ты понимаешь, случается довольно редко, поэтому иной раз часов по шесть добираемся. Ничего-ничего, привыкнешь. Есть ведь во всём этом и свои маленькие прелести: уехал, к примеру, ты из части домой, и ни одна сволочь тебя сегодня обратно на службу не выдернет. В батальоне, наверное, ты о таком даже и мечтать не мог». Так и стал Сергей жить в дороге. Вскоре он приспособился не только читать в переполненных электричках и автобусах, но, если это очень было надо, ещё и писать. И если учесть то, что читать большей частью приходилось сложную техническую литературу, а большую часть писанины, составляло конспектирование идей классиков марксизма-ленинизма или же материалов очередного съезда КПСС — жизнь капитана стала напоминать один, но непрерывно длящийся подвиг. Дома капитан только ужинал, спал и наскоро завтракал. Иногда молодость брала свое и в нём просыпались всем известные низменные инстинкты, связанные с почётной обязанностью исполнения супружеского долга. А на работе капитан служил. Ему никто не хотел дать и пяти минут для того, чтобы отдохнуть от дороги, и с самого утра засыпали всякими заведомо не выполнимыми до конца задачами. Капитан их никогда до конца и не выполнял. И этого оказывалось достаточно, чтобы в конечном итоге всё выходило как надо или близко к тому «как надо». То, чем тогда занимался капитан, до сих пор, наверное, перепачкано различными чернильными печатями с указанием грифа секретности. Поэтому не будем вдаваться в подробности, дабы не тратить бесценные годы жизни на праздное времяпровождение в подвалах ФСБ. Скажем лишь то, что деятельность гражданина Просвирова была связана с планированием организации связи в масштабах всех РВСН. Вскоре он значительно преуспел на этом поприще и даже был отмечен в каком-то праздничном приказе самого высшего командования войсками, силами и оружием. А вскоре после попадания в праздничный приказ Сергею предложили встать в быстро продвигающуюся очередь на кооперативную квартиру в Москве. «Бесплатной» квартиры в те времена можно было ждать добрый десяток лет, а кооперативную можно было получить за год. Вымотанный ежедневными дальними перемещениями капитан сразу согласился, даже не задумываясь о том, где он достанет на это деньги. А деньги требовались солидные. Для того чтобы скопить требуемую сумму, капитану потребовалось бы два года служить, не выезжая никуда в отпуск и содержать семью, что называется, впроголодь. «Ничего-ничего, — мечтательно размышлял Сергей, — пройдусь с шапкой по своей многочисленной и дружной московской родне — выручат. С миру, как говорится, по нитке — голому штаны». Дабы ускорить прикрытие наготы капитан быстро собрал необходимые документы и, попал наконец в заветную очередь. И потянулись долгие месяцы ожидания счастливого будущего.