Повесть о потерпевшем кораблекрушение

…Уже четвертые сутки плот колыхался на морской глади. Не было ни крошки пищи и, главное, ни капли пресной воды. На горизонте ни разу еще не мелькнул парус судна или желанный берег. Парус плота был сорван бурей, мачта сломана и плот медленно дрейфовал неизвестным курсом. Лишь приблизительно Локки мог предположить, что до берегов, где когда-то раскинула свои пределы Великая Империя Ратов, остается не меньше двух сотен километров. Сколько же дней ему качаться на плоту, даже если ветры и течения будут попутными? Пять? Десять? А если его снова вынесет к пустынным берегам Южной земли?

Опустились сумерки, быстро сгущавшиеся после того, как темно-красный краешек солнца утонул в бескрайнем море. Локки смотрел на звезды, высыпавшие на лиловом бархате неба и старался сосредоточиться на обдумывании своего поведения после того, как он ступит на берег. Проблем, конечно, было много — ведь теперь он не знает ни языков, ни социальной структуры общества, ни бытовых стереотипов. Но, главное, все время приходилось отгонять мысль о том, достигнет ли он вообще берега…

Проснулся Локки от грохота, довольно быстро сообразив, что в предрассветном тумане, окутавшем море, он слышит знакомую мелодию пушек.

Отблески пламени в тумане были настолько неясными, что не давали возможности точно определить расстояние до стреляющих пушек. Что это было? Береговая крепость или корабли, вооруженные артиллерией? Туман мешал разглядеть что-либо, кроме время от времени возникавших в неопределенной дали красноватых пятен разной величины и яркости. Вслед за этим ушей Локки достигал приглушенный грохот.

Плот медленно дрейфовал примерно в сторону боя, и через некоторое время вспышки выстрелов позволили Локки разглядеть возникший на мгновение в тумане зыбкий силуэт корабля.

«Парусник» — Локки скорее догадался, чем разглядел…

Вдруг вспышки выстрелов прекратились. В предрассветном сумраке вокруг Локки струился туман. Однако некоторое время Локки еще слышал слабые хлопки и видел неясные маленькие вспышки света.

«Это не пушки. Это, наверное, какое-то ручное оружие» — он стал еще сильнее напрягать зрение, но вскоре и эти слабые вспышки прекратились. Локки потерял место боя из виду, а через какое-то время не мог с уверенностью определить даже направление, в котором скрылся корабль.

Туман постепенно рассеивался, потихоньку разгоняемый едва заметным ветерком. В какой-то момент Локки вдруг увидел совсем близко еще нечеткий, но достаточно ясно вырисовывающийся силуэт парусника. Он медленно двигался, и тут Локки сообразил, что кораблей два. Силуэт двухмачтового парусника отодвинулся в сторону, открывая корабль несколько меньших размеров и, вроде бы, с одной мачтой. На палубе его поблескивали маленькие язычки пламени. Локки скинул с себя комбинезон, затем часы, сбросил все это с плота и сам прыгнул в прохладную воду, чуть подернутую рябью от поднимающегося ветерка.

Несмотря на слабость после длительной неподвижности, а затем после шторма, голода и жажды, Локки довольно-таки быстро достиг баркаса. Вблизи было видно, что судно, в сущности, двухмачтовое, но вторая мачта, перебитая, вероятно, пушечными ядрами, рухнула поперек палубы, оборвав снасти. По этим-то обрывкам снастей, свисавших за борт, Локки и взобрался на палубу, напрягая последние остатки сил.

Сидя на дощатом настиле палубы и тяжело дыша, он оглядывал судно. Веселые язычки пламени, плясавшие на обшивке небольшой кормовой надстройки, становились все прожорливее, пламя уже настойчиво гудело, поглощая все новую и новую пищу. Перспектива поджарится на костре посреди моря не устраивала Локки, и он, стиснув зубы, заставил себя подняться. Переступая через тела убитых, валявшиеся на палубе, Локки подобрал топор на длинной рукоятке, которую еще сжимала рука одного из матросов, и направился к очагу пожара. Он принялся рубить горящие доски обшивки и сбрасывать их за борт. Эта борьба с огнем довела Локки до полного изнеможения. Однако он еще нашел в себе силы, чтобы обрубить снасти и сбросить сломанную мачту через разбитый фальшборт в воду. После этого Локки буквально рухнул на палубу рядом с тлеющими головешками, совсем не ощущая боли от многочисленных ожогов.

Лишь постепенно Локки пришел в себя. Туман уже рассеялся, на небе висели неподвижные белые облака, подсвеченные ярким солнцем. Слабый ветер едва надувал паруса, медленно увлекая корабль за собой. Первыми чувствами, которые ощутил Локки, были голод и жажда. Однако сначала Локки сориентировался по солнцу и медленно двинулся на корму к рулю, чтобы развернуть судно хотя бы примерно в сторону берега. С трудом, но это ему удалось, несмотря на упадок сил. Кое-как заклинив руль топором, Локки принялся обшаривать помещения баркаса в поисках воды и пищи. Ему удалось найти немного сухарей, флягу с водой на поясе одного из убитых, да кое-какие обноски, в которые он нарядился.