Я была бы готова целый день без устали смотреть, как широкие рукава кружатся, словно колеса, но, к моему горю, пляска слишком скоро кончилась. Я утешала себя мыслью, что сейчас начнется другая.
Музыканты унесли цитры, и из-за бамбуковой ограды снова появились танцоры. Великолепная картина! Их одежды из блестящего алого шелка в вихре пляски стлались за ними, змеились и перевивались… Но когда я пытаюсь рассказать об этом словами, все – увы! – становится таким бледным и обыкновенным!
«Пляска кончилась, а других, уже верно, не будет», – подумала я с невыразимой грустью. Все зрители во главе с высшими придворными покинули свои места, и я осталась в одиночестве, полная сожалений.
На репетиции плясок для празднества Камо я не томлюсь такой печалью, меня утешает надежда, что танцоры, возвратясь из храма, еще раз исполнят во дворце священные пляски микатура.
Помню один вечер.
Тонкие дымки костров в саду поднимались к небу, и тонкой-тонкой трелью уносились ввысь дрожащие чистые звуки флейты, а голоса певцов глубоко трогали сердце. О, это было прекрасно! Я не замечала, что воцарился пронзительный холод, что мои платья из легкого шелка заледенели, а рука, сжимавшая веер, застыла от стужи.
Когда главный танцор вызывал других танцоров, его голос, разносившийся далеко вокруг раскатистым эхом, звучал радостной гордостью. Чудесные минуты!
Если в пору «особых празднеств» я нахожусь у себя дома, то не довольствуюсь тем, чтобы только смотреть, как проходит мимо шествие танцоров. Нет, я нередко еду в храм Камо полюбоваться на священные пляски. Экипаж мой я велю поставить в тени больших деревьев. Дымки от сосновых факелов стелются по земле, и в мерцании огней шнуры на безрукавках танцоров и блестящий глянец их верхних одежд кажутся еще прекрасней, чем при свете дня.
Когда танцоры пляшут под звуки песни и гулкими ударами ног заставляют гудеть доски моста перед храмом, – новое очарование!
Плеск бегущей воды сливается с голосом флейты. Поистине сами небесные боги, должно быть, с радостью внимают этим звукам!
Был среди танцоров один в звании то-но тюдзё. Он каждый год участвовал в плясках, и я особенно им восхищалась. Недавно он умер, и говорят, дух его появляется под мостом возле верхнего святилища Камо. Мне это показалось до того страшным, что я сначала без особой охоты приготовилась смотреть танцы, но потом снова увлеклась ими до самозабвения.
– Как грустно, когда приходит конец празднеству в храме Ивасимидзу, – печалилась одна из фрейлин. – А почему бы танцорам не повторить представление во дворце, как бывает после праздника Камо? Вот бы хорошо! Танцоры получат награду – и всему конец, ну разве не обидно?
Услышав это, император соизволил молвить:
– Я прикажу им плясать еще раз.
– Неужели правда, государь? – воскликнула дама. – Какая радость для нас!
Фрейлины окружили императрицу и стали осаждать ее шумными мольбами:
– О, пожалуйста, попросите государя и вы, не то, боимся, он раздумает.
Вот таким путем нам выпало неожиданное счастье: мы снова могли полюбоваться плясками, когда танцоры вернулись из храма Ивасимидзу.
Но фрейлины, по правде говоря, не очень верили, что это сбудется. Вдруг нам сообщают: император в самом деле вызвал танцоров для представления! При этой вести дамы просто голову потеряли. В спешке они натыкались на все, что попадалось им на пути, и вели себя, как безумные. Те, которые находились в своих покоях, опрометью бросились во дворец… Вид у них был неописуемый! Не обращая внимания на то, что на них смотрят придворные, гвардейцы, телохранители и прочие люди, они на бегу накинули себе на голову свои длинные подолы. Зрители умирали от смеха, и не мудрено!143. После того как канцлер Мититака покинул наш мир…
После того как канцлер Мититака покинул наш мир, во дворце произошли большие события и воцарилось смятение. Императрица больше не посещала государя и поселилась в Малом дворце на Втором проспекте.
Мне тоже пришлось безвинно претерпеть много неприятностей… Уже долгое время я находилась у себя дома, но меня так тревожила участь императрицы, что я не знала ни минуты покоя.
Меня посетил второй начальник Правой гвардии Цунэфуса и стал беседовать со мной о том, что делается на свете.