Повесть о Ратиборе, или Зачарованная княжна-2

— Не, я ж не Иван-царевич, — продолжал Ратибор, отвечая на мой вопрос, — да и Аленушка моя — не царевна-лягушка. Она обычная девушка, только необыкновенная, душевная, и красавица неописуемая. Моего наставника Чужанина Чужаниновича дочка единственная. Только вот матинка моя, она того… Крутенька, и на расправу скора, и матинке ни Алена Чужаниновна не нравится, ни Чужанин Чужанинович. И намерение мое серьезное к Алене Чужаниновне матинка не одобряет. Вот она как-то и погорячилась… Ну, да ничего — вот я Ладу Велемировну, сестрицу свою старшую, пред ее очи представлю — подобреет, авось, расколдует…

— А Чужаниныча она в кого превратила? — деловито осведомился Крыс. — Не в аиста ли?

— Точно, в аиста, — согласился Ратибор. — А ты откуда знаешь?

— Наш человек! — восхищенно отозвался Крыс. — Изощренное коварство!

Теперь пришел черед Ратибора пожимать плечами:

— Ну, без коварства на престоле долго не усидишь, скинут. Только вот аисты тут не причем. По-моему.

— Аисты питаются лягушками, — подсказал Ворон. — Крыс усмотрел злой умысел в действиях твоей матери и надежду на то, что отец проглотит свою дочь. По недомыслию. Я думаю, что она просто превращала неугодных ей подданных в болотных обитателей и не очень при этом задумывалась.

— Что не задумывалась — это уж точно, матинка никогда долго не раздумывает.

— А ты уверен, что твоя матушка их расколдует? А вдруг не захочет? — спросил я.

— Почему их? Ее, Аленушку, — Ратибор снова погладил лягушкину спинку. — Чужанин Чужанинович в тот же миг расколдовался, сам — тогда я у него и научился заклятия с себя сбрасывать.

— А что ж дочку не расколдовал? Ты же говорил, он магистр!

— Не захотел, — ответил мне Ратибор, продолжая поглаживать лягушку. — Сказал, что не время. И что нам полезно. А что полезно…

— Препятствия преодолевать, — подсказал Крыс.

Лягушка, то есть Алена Чужаниновна, открыла наконец глазки, выпрыгнула из коробочки на стол и сказала: «Ква!»

— А что, по-человечьи она не может? — с тревогой осведомился Пес.

— Не, не может. Все только квакает. Но я ее и такой люблю, Аленушку мою.

— А питать ее чем? — с тревогой спросил Домовушка. — Мошек-то у нас нет, как бы с голоду не померла! Может, молочка ей? Или хлебушка?

Алена Чужаниновна решила эту проблему без постороннего участия.

Ее длинный — такой же, как у нашего Жаба, только куда более изящный язычок вылетел из крохотного ротика, слизнул со стола каплю сметаны, которую уронил туда неаккуратный Крыс, и снова спрятался. Потом она зевнула, сказала: «Ква!» — развернулась и снова запрыгнула в свою коробочку.

— Водички бы ей, — попросил Ратибор. — Она страсть как плавать любит! Может, Рыбка ваша согласится к себе пустить?

— Милости просим, — галантно отвечал Рыб, пошлепав губами. — Вот разве что вода в моем аквариуме не совсем чиста. Имеет некоторый затхлый запах…

— Ой, Рыбик, прости, вчера еще собирамшись водицу тебе сменить, да ты ж видишь, — сокрушенно развел лапками Домовушка. — Вот только со стола уберу — и в сей же миг, а Аленушка твоя пусть пока что в коробочке побудет, уж ладно? — обратился он к Ратибору.

— Ладно, — покладисто ответил Ратибор, и напоследок еще раз погладив лягушку со словами: — Спи покамест, сладкая моя! — накрыл коробочку крышкой.

Коробочку он собрался было спрятать в сундучок, но Домовушка не позволил: духота там, и темень, там Алене Чужаниновне и захворать недолго. Лучше поставить коробочку на подоконник, тут у нас и травка, и молодая дубовая поросль (дубки Домовушка постоянно подстригал — и сверху, и снизу, то есть корни, которые бахромой висели под подоконником. Бонсай, должно быть, хотел вырастить).

Так что коробочку положили рядом с аквариумом, Домовушка засучил рукава, чтобы вымыть посуду, я было вызвался ему помочь — ага, так мне и дадут от дела отлынивать!

Ворон потребовал, чтобы мы проводили Ратибора в лабораторию, показать ему магические и технические приборы. Если они, конечно, еще сохранились.

Так что день для меня завершился нудным и неприятным трудом: уборкой в лаборатории.

Глава двадцать третья, в которой Жаб страдает

Ах, какая фемина!..

Паниковский, экс-сын лейтенанта Шмидта

Конечно, там мало что сохранилось, в лаборатории, разгромленной взрывом.

Вся химическая посуда разбилась вдребезги, и содержимое всех пробирок, колб и реторт безвозвратно погибло.

Электрические приборы уцелели, но для того, чтобы объяснить Ратибору их назначение и принцип их работы, нужно было, чтобы Ратибор имел хоть какое-то представление об электричестве, а он такового не имел. Слово «электрон» он знал («А как же! Грецкому обучен!»), но считал, что так называется янтарь. У них, в тридевятом царстве, янтарь ценился где-то наравне с жемчугом: дороже бирюзы, но дешевле аметистов. Аметисты стоили дорого, потому как в тридесятом государстве твердо верили: кто носит на себе аметист, тот никогда не опьянеет. И не сопьется.

Ворон фыркнул («Невежество!»), а я спросил:

— Ну и как, помогает?